Вендетта. День первый
Шрифт:
Настя попятилась, споткнулась о стул и полетела на пол.
– Прошу вас, я могу все объяснить! – залепетала девушка. – Я тихонько взяла ключи у Марьи Прокофьевны, потому что мне очень надо было побывать в вашей квартире, но так, чтобы вы ничего не знали. Речь идет о жизни и смерти, тайна связана с моими погибшими родителями!
На Настю надвинулся бородач, поигрывавший мускулами и свирепо взиравший на нее. Лидия Мироновна схватила трубку телефона, стоявшего на прикроватной тумбочке, набрала две цифры и затараторила:
– Милиция? Срочно выезжайте по следующему
Положив трубку на рычаг, Лидия Мироновна повернулась к Насте и заявила:
– Ну что, дрянь, я лично прослежу за тем, чтобы ты оказалась на зоне. А теперь, Толик, одевайся. Милиция приедет минут через пять. Скажешь, что помог мне сумки донести до дома. Этой гадюке, что бы она ни утверждала, все равно никто не поверит.
– Анастасия Всеволодовна, в ваших же интересах сотрудничать со следствием и сделать чистосердечное признание, – заявил молодой тип, сидевший за письменным столом.
Настя посмотрела на него – чуть старше ее, а уже распоряжается человеческими жизнями. Вернее, в данный момент от него зависит судьба только одного человека – ее самой. Следователя звали Андрей Олегович Воскобойников, ему было вряд ли больше двадцати пяти, и особой красотой он не отличался – рыжие волосы, веснушчатое лицо, белесые брови. Однако обращался следователь с Настей корректно и вежливо, что заставляло надеяться: Воскобойников во всем разберется.
Девушке не хотелось вспоминать о том, что произошло в предыдущий день...
Милиция в самом деле приехала достаточно быстро – пусть не через пять, а через десять минут, но Лидии Мироновне и ее любовнику хватило времени, чтобы одеться, привести себя в порядок и замести следы прелюбодеяния. Настя имела глупость угрожать им, заявив, что если они отпустят ее и скажут милиции, что вызов был ложным, то она будет держать язык за зубами и не расскажет о том, чему стала невольной свидетельницей. Услышав такие слова, санитар Полянский поднес к лицу Насти внушительных размеров кулак и пригрозил:
– Пигалица, я ведь сейчас могу тебе рожу расквасить и вообще дух из тебя вышибить, и Лида подтвердит, что ты пыталась на меня с ножом напасть, так что я защищался и имел право тебя кокнуть. Забудь, что видела. И вообще, ты ничего же и не видела!
– Кто ей поверит? – поддакнула Лидия Мироновна. – Обычная домушница пытается выгородить себя, сочиняет небылицы. Никто в милиции и прокуратуре ее и слушать не будет!
Перед прибывшей милицией Лидия Мироновна и санитар Полянский разыграли отличный спектакль – в один голос заявили, что Анатолий Геннадьевич помог донести Хрипуновой до квартиры сумки, и тут-то они застали с поличным воровку, которая обшаривала шкаф.
Настя пыталась оправдаться, однако ее никто не слушал, а один из милиционеров только цыкнул на нее:
– Заткнись-ка! Значит, это ты на нашем участке уже полгода обчищаешь квартиры? Вот ведь шалава! У нас из-за тебя головная боль!
– Да, конечно, она! – услышала Настя приглушенные голоса на лестничной клетке. – Вне всяких сомнений! Она мне сразу не понравилась, взгляд у нее был какой-то бегающий...
Но хуже всего было выступление Марьи Прокофьевны. Старушка давала показания сразу двум милиционерам, а заметив Настю, ткнула в нее пальцем и заголосила:
– Точно, точно, вот она преступница! Заявила мне, что от военкомата подарки разносит, а я, старая дура, уши развесила. Она даже овсяных печенюшек принесла, а сама ключ хрипуновский у меня сперла. Наверняка когда якобы в туалет ходила. Я-то еще удивилась, почему вода все не льется, бачок-то ведь обычно ревет, как реактивный самолет. А она ключ в то время тырила!
Настю запихнули в милицейский «уазик» с зарешеченными окнами и доставили к большому желтому зданию, в котором располагался следственный изолятор. Девушка попыталась поставить сопровождавших ее милиционеров в известность о том, что хочет немедленно побеседовать с прокурором, на что те ответили:
– Вот вызовут тебя на допрос, там и расскажешь, как квартиры обчищала.
Насте пришлось пройти через процедуру снятия отпечатков пальцев и сдать все свои личные вещи, после чего ее по гулким коридорам отконвоировали в одну из камер. Заскрежетала дверь, Настя оказалась в большом помещении. Такое она видела только в кино про милицию, а теперь самой пришлось оказаться в столь малоприятном месте.
В нос ей сразу же ударил острый запах давно не мытых человеческих тел и экскрементов. Настя замерла на пороге. Конвоир подтолкнул ее, захлопнул дверь и, распахнув зарешеченное оконце, предупредил:
– Будете шуметь, бабы, плохо придется!
Девушка, ежась, осмотрелась. В камере находились семь или восемь женщин. Они бросили взгляд на новенькую, послышался чей-то сальный голос:
– Вот и пташка с воли прилетела! Да не абы какая, а настоящая жар-птица!
– Добрый день, – сказала вежливо Настя.
В ответ послышался гогот:
– Добрый? Для кого, для тебя, что ли? Скорее для нас!
Настя смутилась. Как надо вести себя в тюрьме, она не знала. Впрочем, ведь это всего лишь следственный изолятор, и здесь должны царить другие нравы. Она была уверена, что, самое позднее, на следующий день все выяснится и неприятности для нее закончатся. Конечно, ей придется понести наказание (штраф, наверное, заплатить) за то, что она проникла в квартиру Хрипуновых. Но проникла-то без корыстных намерений!
– Ну что стоишь? Впервой, что ли, в санатории? – хихикнула одна из женщин, высокая, костлявая, некрасивая, расположившаяся на нижних нарах. – Ну, иди ко мне, крошка, я тебе покажу пару фокусов!
Настя с опаской взглянула на нее и подошла к пустым нарам. Не успела она сесть, как костлявая, подскочив к ней, заявила:
– Брысь отсюда, новенькая!
Девушка, не привыкшая к подобному обращению, покраснела и пролепетала:
– Прошу прощения, я не знала, что это ваша кровать. Но ведь, если не ошибаюсь, у вас уже имеется свое место...