Вендетта
Шрифт:
Ван Вен шел за ним, но слегка отстал, потому что его окликнул женский голос, а когда он оглянулся, то у него на шее повисла, заливая слезами, белокурая Марта.
— Я думала, что уже никогда вас не увижу, герр Ван Вен, — удалось разобрать ему сквозь рыдания. — Когда в доме пошли разговоры, что пора бы присоединиться к бунту, потому что в чем-то протестующие правы, я ночью вскрыла все мне известные тайники, вытащила все ценности и побежала сюда. Меня чуть не схватили какие-то голодранцы, но я была уже близко от ворот и мои крики услышали солдаты, стоящие на страже. Они меня спасли, а герр фон Криббе меня узнал и позволил остаться здесь, дожидаться
— Откуда ты знала, что я направлюсь именно сюда? — Кристиан обнял ее за талию и позволил себе слегка расслабиться, когда понял, что не все его предали.
— Герр фон Криббе сказал, что вам некуда будет больше идти, — Марта всхлипнула. — И он оказался прав, вы пришли.
— Да, в этом, охваченном безумием городе, идти просто некуда. Марта, дорогая, покажи мне, где можно отдохнуть. Я ехал почти сутки с небольшими остановками, и устал, как собака, — Кристиан улыбнулся. Как бы то ни было, а жизнь не закончилась, главное, не упустить свой шанс. Однажды он его уже не упустил, вовремя выхватив пистолет, кто знает, может быть, судьба готовит ему еще что-то похожее?
Московский градоначальник Салтыков Владимир Семенович сидел на стуле с высокой спинкой и в упор разглядывал стоящего перед ним статского советника Зиновьева. Он уже добрых пять минут вот так молча разглядывал статского советника, размышляя при этом, на кой черт его сюда определили? Ведь мог бы сейчас в Пруссии или в Дрездене пусть даже под началом брата воинской доблестью славу себе зарабатывать. И ведь все вместе на его голову свалилось: и коронация, и окончательно зарвавшийся Ванька Каин, теперь вот это. Чем он таким Господа прогневил? Так и получится, заработает он себе здесь только геморрой размером с кулак, и хорошо еще, если головы не лишится. Одно радовало, судя по слухам Андрей Иванович Ушаков остается в Петербурге, и только от этого многие московские чиновники испытывали облегчение.
Молчание затягивалось. Зиновьев переступил с ноги на ногу. Он не понимал, за что на него взъелся государь, а теперь еще и Салтыков решил норов показать. Всегда же так работали, что за шлея им под хвост попала? Салтыков тем временем скрестил руки на груди, и прервал эту гнетущую тишину.
— Вот объясни мне, Степан Степанович, что я должен буду доложить государю, когда он приедет? А приедет он скоро, со дня на день ожидаем императорский поезд.
— Я же передал вам, Владимир Семенович, все результаты расследования как они есть: вот, тут же все написано, — Зиновьев указал на стопку бумаг, лежащих перед Салтыковым. — И кто первым начал бузить, и кто остальных подбил на то, чтобы от работы отлынивать, и...
— Хватит! — Салтыков стукнул кулаком по столу. — В указе Петра Федоровича ясно было указано, что первым пунктом ты расследовал, кроме того, «кто» начал бунт на мануфактуре, еще и «почему» он все это затеял. Ведь не мог же этот, — Салтыков порылся в бумагах, нашел нужное имя, и продолжил, — Иван Семя, встать с утреца, почесать пузо и подумать: «А не устроить ли мне бунт сегодня?»
— Да какая разница, что этому смерду в голову ударило? — вспылил Зиновьев. — Важно только то, что именно он начал бунт, в ходе которого весьма уважаемые промышленники, братья Болотины вынуждены были лично к вам обратиться за помощью.
— Ты понимаешь, сучий потрох, что государю начхать на все уважение к братьям Болотиным, а также на то, что ты там об этом деле думаешь! — взревел Салтыков раненным медведем. — Его величество Петр Федорович весьма
Гвардеец кивнул и вскоре из кабинета Салтыкова уже выволокли отчаянно сопротивляющегося и что-то верещавшего Зиновьева. А через минуту в кабинет заглянул еще один гвардеец и скороговоркой произнес, выпучив при этом глаза.
— Едут, Владимир Семенович, уже первые кареты начали в Москву въезжать!
— Как это — едут? А как же встреча? Еще же ничего не готово! Мы же только послезавтра ждали! — Салтыков схватился за голову и выскочил из кабинета, чтобы хоть у Лефортовского дворца, где пожелал остановиться император, успеть приличную встречу организовать.
Мы должны были въехать в древнюю столицу гораздо позже, но Маша чувствовала себя сравнительно нормально, и я приказал не сворачивать к Шереметьевым, где надо было дождаться, когда нам по улицам лепестки роз раскидают, да толпу побольше пригонят, приветствовать императора. Это не протокольное мероприятие, а обычные понты, на которые мне было откровенно говоря наплевать. Здоровье жены позволяло, не останавливаясь, довезти ее до комфортных условий, и я решил, что так будет лучше.
Заодно на московскую жизнь без прикрас посмотрю. Что тоже порой бывает весьма полезно.
В Москву я въехал верхом. Пыльный, грязный, в своем простом, немного даже аскетичном дорожном костюме. На моем фоне последний придворный казался франтом. Но мне нравилось. К тому же я искренне не понимал, зачем выряжаться в дороге. Как обычно без парика с короткими светлыми волосами я сам себя принял бы за какого-нибудь камер-пажа. Который в немилости и оттого не может себе позволить ничего более пышного, соответствующего рангу. Нет, если бы мы въезжали как положено, то меня бы нарядили, причесали, разукрасили бы обязательно белую лошадь, а остальных пересадили на вороных. Ну, чтобы никто точно не перепутал императора с кем-бы то ни было. Да и Машку заставили бы ехать, наполовину высунувшись в окно кареты, или вообще в открытом экипаже, чтобы все могли лицезреть императрицу. Ничего налюбуются еще. Нам нужно отмыться и отдохнуть как следует, потому что даже меня эта дорога просто доконала, не говоря уже о моей беременной жене.
Со мной поравнялся всадник. Охрана его пропустила, значит, кто-то свой. Я повернулся и узнал князя Волконского. Странно, вроде бы его не было в нашем поезде.
— Как это ты тут оказался, Михаил Никитич? — я не смог сдержать удивления.
— Догонял поезд, ваше величество, — честно ответил князь. — Вот, только сейчас удалось нагнать.
— Неужто дело настолько важное, что никак не может подождать хотя бы до вечера? — спросил я, искренне не понимая, с чем может быть связана подобная спешка.