Венец Бога Справедливости. часть 3. Война двух начал
Шрифт:
но гордо молвил: "Предлагаем
вам перемирье."
"Мы играем
теперь по-крупному. Мальчишке
там передай: зазнался слишком!
Мы стен волшебных не боимся!"
"О! От того лишь укрепится
стена волшебная. Сильнее
боритесь с ней и тем вернее
направьте силу нам во благо,
так наполняет реку влага."
От нервных яростных конвульсий
едва сдержался Амарусий.
"Угроз фальшивых не боимся,
тирану
"Ну, что же, это ваше право."
Он удалился к переправе.
За тем внимательно следили,
как путь невидимый открыли,
как беспрепятственно посланец
поднялся в воздух, крыльев танец
унес его в страну драконов.
"Пора увидеть груз укоров, -
так Амарусий молвил магам, -
под справедливым все мы флагом.
Коль не желают покориться
и с правотою согласиться,
тогда пускай же бьются с нами.
И знайте: бьемся мы с врагами!"
И вдоль страны, не тронув моря,
глава Долины их построил.
Прошло два месяца покуда,
уладив все те пересуды,
что появлялись в странах разных -
впустили магов все опасных,
от Каримэны заверенья
как получив - о, не стремленья
их магов мудрых побудили.
Так вот к стенам их подпустили.
Во вторник утром в девять ровно
огонь открыли, дымка словно
исчезла с глаз, узрели стены
они, границы Каримэны.
И как в пучине необъятной,
как в бездне темной, непроглядной,
все токи магии тонули.
И в ткань волшебную вдохнули,
в сплетенья новые движенья
и крепче стали укрепленья.
Но не сдавался Амарусий,
надеясь злостный мир разрушить,
мечтал и рвался, но напрасно!
Так, шесть часов держал он властно
свой сонм волшебников, покуда
не понял: в чем была причуда.
Он изумлен был, пораженный
глава признал, что побежден он.
Но как сумел он с этих токов,
к тому же в краткие столь сроки,
создать, такое, что отлично
от созданного? Непривычно
взирать на то, что раньше было
одним, и так оно служило,
лишь так и вовсе не иначе.
Глава был просто озадачен.
"Его Паллида не убила,
мне очень жаль, что проявила
Долина слабость, а не силу:
его публично не казнила.
Нет, казнь была не по заслугам!
Кому же был ты, Эдвин, другом?
Зачем ты так стоял упорно,
что от Паллиды сын твой должен
погибнуть был? Скажи нам, Эдвин!"
От возмущенья тот был бледным.
"Напомню я о том, что казни
отнюдь не все хотели. Я же
отдал решающее слово
и в пользу казни, что любого
страшила, в ужас повергала,
где, как бы тело не страдало,
но не могло бы жажду, голод
там утолить, и только жёлоб
плодов Паллиды с влагой яда -
обмана полная отрада.
Мгновеньем жажду утоляла,
а после жизни забирала."
"Так, почему же он не умер?"
"Не только он, но я с ним в сумме."
Глаза свернули гневом полны
вокруг него. И Эдвин молвил.
"Да, я молчал, молчал об этом,
но от незнания ответа,
ведь скольких мы туда послали,
и все они там умирали.
Так почему же Амедео
пил с этих жёлобов так смело?
И почему меня Паллида
своим напитком не убила?
Наоборот, я исцелен был.
Я падал, падал опаленный
огнем, что на него направил,
но он теченье сил исправил -
пытался дважды на горе той
его убить я, но заветной
мечты своей не мог добиться...
И яда дал он мне напиться
и исцелен я был, возможно ль
принять, понять такое? Сложно.
Да, умолчал я, в чем повинен,
а сына я убить бессилен..."
Молчали все, не понимая
в душе: из-за чего сгорает
такой он ненавистью к сыну?
Какую в чем нашел обиду?
Не удалось им шар разрушить,
и Амарусия послушать
лишь оставалось всем. Захватом
всех путешественников, самым
своим поступком возмутили
народы все, что ими были
обижены. Поднялся ропот,
готовый вырасти в сто крат,
коль маги не угомонятся,
в Долину коль не возвратятся.
Иначе дети Льва, и эльфы,
и даже хольви, люди, гвельфы,
тэнийцы, гномы - все восстанут.
Заслуги ж все Долины канут
в безмолвье вечное, отныне
их будут знать как злые силы.
Им мало власти? Что же,
им всё подать? Народ не может
как-будто сам решать проблемы?
Лишь им подвластные системы
существовать должны? Не будет!
Иначе каждый их осудит -
не будет больше власти полной,
покорства силе безусловной!
Всем Каримэна показала:
пора решать самим настала.
Но не сдавался Амарусий,
он обвиняет: это трусость,
в стенах волшебных лишь скрываться,
а выйти - страх берет сражаться!
В Каримах все негодовали
и к принцу с просьбою восстали,