Венец Логоры
Шрифт:
– И что: убийство ради высшей цели уже не грех? – хмыкнул Иван.
– А когда было иначе? Вся и разница, что цели меняются. Но обязательно остаются Высшими, как иначе?
Иван потрогал пальцем губы, посмотрел на свет. Похоже подсохло – аккуратнее надо улыбаться.
– Как же вы свою планету до такого состояния довели? – пробормотал он тихонько.
– Мы довели? – воскликнул больной так, что капельки крови и слюны брызнули в стороны. – Мы?! На Сэли с нашей планеты везут детей для публичных домов, в прислугу, на органы… Нужен сэлийцам мир на Логоре? На промышленной Актавии всегда дармовые рабочие руки нужны, а где их взять? Поедут логорийцы загибаться за бесценок на
Он зашёлся в хрипе, закашлялся гулко и страшно, разбрызгивая кровавую слизь; сухая ладошка беспомощно колотила по куче тряпья – в то место, где должна находиться грудь. Спокойно сидевшие до этого люди в панике снялись с места, бросились к двери. Те, что добежали первыми, отчаянно, сбивая в кровь кулаки, замолотили в грохочущую и дребезжащую дверь, задние жались к ним, стремясь уйти от страшной опасности подальше. Хорошо ещё, что людей в камере сидело немного, иначе первых просто бы размазали в красную кашу. Дико визжала знакомая, маленькая девчушка, тыкала пальчиком в сторону забрызганного кровью лица Ивана. Она не понимала своего счастья – оказаться в последнем ряду, так далеко от выхода. А если бы первой прибежала…
Иван схватил ковш, бросился к ведру, зачерпнул воды и вернулся к больному, но поздно, поздно… Да и не помогла бы вода, чего уж там. Из кучи рванины жизнь ушла, остались ветхие тряпки, ветхие кости, ветхая кожа. Иван плеснул воду на лицо, шершавой ладонью размазал, утёрся грязным рукавом.
Дверь открылась и людская волна, едва не сбив с ног охранника, выплеснулась наружу и растеклась в разные стороны. Коротко тявкнул автомат, один из бежавших нелепо взмахнул руками, запутался в собственных ногах и упал в пыль, оставшись лежать бесформенной кучей. На серо-зелёной куртке влажно набухло чёрное пятно, вниз поползло и взялось подтекать грязной, блестящей лужицей. Остальные пленники рухнули, кто где бежал – живые, но уже ни на что не способные. Смерть везде, везде, везде…
Меченый верзила заглянул в камеру.
– Давай, выноси дохлятину и скидывай под обрыв. Дело знакомое. Недолго ты с новым дружком похороводился!
– Я астариец! – сбивчиво забормотал Иван, заметив нехороший блеск в его чёрных глазах. И то, как старательно верзила выдерживает дистанцию, не опуская автомат.
– Я для вас неопасен! Я не могу заразиться, нам прививки специальные ставят. А иначе стал бы я с больным разговаривать! Ну что я, идиот, что ли?
Вытянул перед собой руки, совершенно не понимая, что этот жест должен означать и в чём убедить.
– Я дорого стою! Но живой! Астара за меня хорошо заплатит. Не надо меня убивать!
Иван отчаянно надеялся, что верзила понимает его слова – неряшливые, бессвязные, сдобренные кровью из открывшихся трещин на губах. И с облегчением заметил, как уходит смертельная отрешённость из глаз огромного бойца. Кажется, в Иване он вновь увидел человека. И, самое главное – человека полезного.
– Это, значит, на продажу тебя жмуры утренние готовили? Ладно, – он забросил автомат за спину и Иван непроизвольно выдохнул. Поживём ещё…
– Но дохлятину всё равно тебе выбрасывать, раз уж ты такой привитый. А потом в отдельной камере посидишь. И так из-за тебя хорошего раба грохнуть пришлось. Убыток. А сколько за тебя взять можно – поди разбери, пока что… Кстати, меня Меченым кличут. Теперь мой отряд за тобой присматривать будет. Цени!
Глава 6.
Ровно через три дня, как и предписывают осторожным
Теперь вожак убедился, что Иван действительно заразу не подхватил и к продаже готов. Всё это время пленник сидел один в каменном закутке, с открытым небом над головой, аккуратно расчерченным на квадратики железной решёткой. Совсем плохо стало на вторую ночь, когда взялся надоедливо моросить мерзкий, совершенно осенний, дождь. А уж когда пришло стылое утро, Ивана затрясло так, что лязгом зубов, кажется, часового на вышке вспугнул. Тело колотило бесконтрольно и неудержимо, мясо от костей вибрацией точно отшибло. От каменных стен тянуло могильным холодом и тошнотворным запахом перепрелого, заживо гниющего мха, что прижился в пазах аляповатой кладки. А днем, когда солнышко разошлось припекать, в каменном мешке сгустилась вязкая, влажная духота, вонявшая всем тем, что годами впитывалось в стены, пол, и особенно – в бетонный, выщербленный жёлоб. Чтобы не задохнуться, Иван, время от времени, подпрыгивал, цеплялся за ржавые прутья над головой, подтягивался и жадно хватал ртом кусья относительно свежего воздуха. Правда руки не могли долго удерживать на весу многострадальное тело и приходилось вновь с головой окунаться в мерзкое болото собственного ада. А следом приходила ночь… Одно радовало: биозавеса дело знает туго и заболеть Ивану не светит, даже в свете всех его мучений.
Отряд у Меченого собрался совсем маленький, семь бойцов всего, и бедный – все со старыми, облезлыми винтовками. Автомат полагался одному лишь вожаку, но и тот короткоствольный, в реальном бою, на открытой местности, почти бесполезный. Меченый ласково величал его ублюдком, всё грозился выбросить, но замены пока не находилось и ублюдок продолжал обитать на широкой спине хозяина.
На этот раз Ивану не пофартило налегке путешествовать. Руки ему крепко связали спереди, чтобы с нуждами своими мог самостоятельно управиться, а на тощую спину взгромоздили объёмный мешочище с дорожными припасами. Лямки стянули в три узла на груди так, что захочешь – не скинешь. Теперь сторожить невольного носильщика необходимости не было: с таким мешком в побег пускаться – людей смешить. Короче говоря, все положением дел остались довольны. Кроме Ивана, конечно. Хотя, его мнения никто и не спрашивал. Мнение мула вообще людей редко интересует, давно подмечено.
А лес вокруг нарос дивный: деревья стройные, высокие, стоят гордо, не горбятся, нижние ветви на такой высоте начинаются – шапку держи. Возле корней одного такого красавца Иван устроился на привал: мешок привалил к стволу, сам привалился к мешку. Чугунные ноги перед собой бросил и блаженно зажмурился. Лишь бы не перекурчик! Ну, хоть на полчасика бы задержались.
– Эй, астариец! – негромкий бас заставил Ивана подобраться и торопливо открыть глаза. Над ним безобразной глыбой навис Меченый и брезгливо морщил извилистый шрам. Словно гадость какую унюхал.
– Ну, и чего ты развалился, как пёс приблудный?
– Так привал же, – Иван начал подниматься, пытаясь понять, что сделал не так.
– Вот именно! Привал – это отдых перед следующим броском. А отдыхать нужно правильно. А не как этот… Ну, ты понял!
Вожак мощной лапищей ухватил Ивана за шиворот, легко, словно котёнка, приподнял над слежавшимися, опавшими иголками и, развернув, небрежно приземлил на худую задницу.
– Спиной на мешок обопрись, а ноги на ствол закинь. Да повыше, чтобы кровь отлила.