Венец лжи
Шрифт:
И, черт возьми, здесь я могла взять немного налички, поскольку сегодня вечером никто мне ничего покупать не будет.
С помощью прикрепленного к моему бейджу универсального ключа, я открыла кассовый аппарат и заглянула внутрь. Крупных купюр не было, одна мелочь для размена на следующий рабочий день. Остальная часть дневной выручки уже была подсчитана и сложена в плотные пачки у нас в сейфе для отправки в банк.
«Неважно».
Триста долларов двадцатками — это как раз то, что надо.
Взяв пачку, я быстро написала на почтовом конверте: «Ноэль
Я положила конверт туда, где лежали купюры (чтобы из-за пропажи денег никто не попал в неприятности), закрыла кассу и направилась к витрине с кошельками. Выбрав черный кошелек с нарисованным на нем черепом, я засунула в него деньги. Гнетущее меня одиночество и странная потерянность медленно уходили, уступая место страху и возбуждению.
Я показала Сейдж кошелек с черепом.
— Видишь, при желании я тоже могу быть бунтаркой.
Кошка облизалась, пошевелив усами.
Обойдя ее, я остановилась на последнем пункте своего списка.
Я никогда не носила ничего дешевле тысячедолларовых кашемировых пальто. Однако сегодня вечером я надену…
Я постучала пальцами, обдумывая свой выбор.
«Сегодня я надену черную кожаную куртку за 19,99 долларов».
Сняв её с вешалки, я провела рукой по дешевому материалу. Мне всегда хотелось примерить что-нибудь подобное. Когда я надела эту куртку, меня охватили два чувства: ужас и внезапное желание вернуть всю одежду на место, и нетерпение от готовности поскорее начать свое путешествие по Большому Яблоку.
Меня охватил страх.
И дикое волнение.
Я так устала вечно прятаться от внешнего мира и быть хорошей только в одном.
«Пришло время это изменить».
— С Днем рожденья меня, — я сунула кошелек в карман куртки, подняла с пола Сейдж и легонько потерлась носом о ее носик. — Я тебя люблю, но со мной ты не пойдешь.
Она насупилась.
— Не смотри на меня так. Я скоро вернусь.
Кошка печально мяукнула.
У меня сжалось сердце, но я сделала над собой усилие и направилась к лифтам. Ходить в кроссовках оказалось гораздо легче и удобнее, чем в туфлях на высоких каблуках.
«Неудивительно, что люди предпочитают их, а не модные шпильки».
— Прости, Сейдж, это всего на одну ночь, — крепко держа ее одной рукой, я вызвала два лифта.
Один вверх, другой вниз.
В первый я посадила Сейдж. Одарив ее улыбкой, я нажала на кнопку верхнего этажа, на котором располагался мой кабинет.
— Поезжай обратно. Свернись клубочком в своей лежанке. Ты даже не заметишь моего отсутствия.
Кошка снова мяукнула, и двери медленно закрылись.
— Не смотри на меня так, — прошептала я. — Это слишком больно.
Когда лифт уехал, я обхватила себя руками и меня захлестнуло чувство страха и полного одиночества.
«Зачем я это делаю?»
Мне следует выбросить
Но тут рядом со звоном открылись двери другого лифта и застыли в ожидании, когда же я наберусь храбрости и решусь сбежать на ночь от «Бэлль Элль».
Со страхом и нерешительностью я шагнула в лифт, готовая вот-вот стать кем-то другим.
Кем-то свободным.
Глава четвертая
Все казалось другим.
Все и было другим.
Воздух стал насыщеннее. Шум уличного движения — громче. Ветер — прохладнее. Даже ощущение от надетой куртки и удобных кроссовок словно усилилось.
Я впервые за девятнадцать лет предстала перед миром без дорогого наряда и ограничивающих меня правил.
Я глубоко вдохнула и тут же закашлялась, когда проехавшее мимо такси обдало меня парами выхлопных газов. После отфильтрованного воздуха здания «Бэлль Элль» это першение в горле было настолько непривычным, что я скорее усмехнулась, чем поморщилась.
Деньги в кошельке так и просили, чтобы их потратили, а лежащий у меня в кармане пропуск напоминая мне, кто я на самом деле и, как безответственно себя веду.
У меня не было телефона, чтобы папа мог мне позвонить. Никакого средства связи или возможности позвать на помощь, если я вдруг заблужусь или попаду в беду.
Я была готова подвергнуться риску, лишь бы хоть немного пожить, почувствовать вкус иной жизни.
Я бы солгала, сказав, что от этого не захватывало дух, но и страх тоже накатывал.
Первые несколько шагов от «Бэлль Элль» причиняли физическую боль. От мысли, как разочаруется во мне отец, у меня так мучительно сжималось сердце, что не спасало даже волнение перед чем-то новым и неизведанным.
Несколько раз я меняла свое решение и чуть не вернулась назад. Я остановилась и оглянулась на огромное, массивное здание, в котором находился торговый центр.
Но потом я напомнила себе, что если не сделаю этого сейчас, то уже никогда не узнаю, каково это — быть обычным человеком. Поэтому я смирилась, развернулась и медленно, шаг за шагом направилась в империю центральной части Нью-Йорка.
На меня натыкались незнакомые люди, туристы просили их сфотографировать, а уличные торговцы громко расхваливали свои товары.
Сенсорная перегрузка постепенно размывала мое чувство вины за то, что я сбежала, и приковывала внимание к каждой мелочи.
Я несколько часов шла пешком.
Смотрела.
Дышала.
В кои-то веки я не управляла своей жизнью и полностью положилась на судьбу. Я понятия не имела, куда иду и как буду возвращаться, но шагала куда глаза глядят, потому что у меня были деньги на такси, которое, в случае чего, отвезет меня домой. Адрес свой я знала — меня не настолько изолировали от внешнего мира. Я вполне могла идти куда захочу, а в конце своего путешествия запрыгнуть в такси и вернуться к своему прежнему существованию. И тайне, которую буду хранить вечно.