Венец Прямиславы
Шрифт:
– Красивые девки, повезло вам! – Купец со знанием дела оглядел обеих девушек.
– Еще бы! – с гордостью подтвердил Звонята. – Не такие мы, чтобы всякую дрянь брать. Моя-то еще простая, а Ростилина – боярская дочь!
Прямислава покраснела и опустила голову еще ниже. А между тем Звонята опять был прав: ее белые руки, нижняя рубашка из тонкого сукна, все ее повадки, совсем не похожие на простонародные, любому сразу бросались в глаза и требовали объяснения. А при княжеских распрях в плен может попасть кто угодно, от смерда до боярина, так что объяснение Звоняты могло вызвать зависть, но не удивление.
Толча Владимирец стоял, засунув руки за широкий пояс, и оглядывал гостей, слегка покачиваясь. Купцы, везущие
66
бодричи – славянские племена, живщие в нижнем течении Эльбы
67
песиглавцы – мифическое племя, жившее на южных границах славянских племен
– Ну, ребята, пойдете ко мне в дружину до Перемышля? – спросил наконец Толча. – Еда на всех и в придачу три куны [68] на брата.
– Четыре! – тут же возразил Звонята и приосанился, расправил плечи и выпятил могучую грудь, намекая, что такие богатыри за три куны никому служить не будут.
Половец Ростила спокойно кивнул, и в одном этом движении было столько уверенного достоинства, что Толча вздохнул и согласился.
Дальше их путешествие пошло веселее. «Полонянок» Толча разрешил посадить на телегу с мешками, согласившись, что весу особо не прибавится, и после вертлявого, ненадежного челнока эта езда поначалу казалась Прямиславе почти развлечением. Из ненавязчивых разговоров с владимирцами в первый же день выяснилось, что о событиях вокруг Белза в тех краях пока разговоров нет. Самой последней новостью во Владимире был развод Юрия Ярославича с женой и изгнание его из Берестья. Но гораздо больше волновали купцов отношения между перемышльским князем и ляшским королем, так как от этого зависела безопасность Краковской дороги.
68
куна – мелкая денежная единица
– Пока королевич Владислав в руках у перемышльского князя, ляхи будут смирные. Так что этим летом, даст Бог, без войны обойдемся! – утешил их половец и перекрестился, думая при этом, что только ляхов ему теперь не хватало!
Сидя в тряской телеге и прикрывая голову березовой веткой от солнца, Прямислава могла только дивиться причудливым изгибам своей судьбы. Почему иные весь век живут теми, кем родились, и только она все время становится кем-то, кем вовсе не является? Сначала она называлась берестейской княгиней, не будучи ею на деле, потом внезапно стала послушницей Крестей, потом холопкой, потом опять туровской княжной, а теперь вот сделалась как бы полонянкой! Причем это «как бы» зависело только от совести Ростислава,
На другой день это путешествие начало по-настоящему нравиться Прямиславе: погода была хорошая, солнечная, Толча Владимирец обращался с ними дружелюбно, а с самой Прямиславой – даже почтительно, поскольку не сомневался в ее высоком происхождении. Иногда он ехал рядом с телегой, где сидели девушки, и перебрасывался с ними несколькими словами. Прямислава не уклонялась от общения и только следила, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего. Толча качал головой, сожалея о судьбе знатной полонянки.
– Ну, слава Богу, не в Дикое Поле попала! – сказал он как-то. – Родичи-то живы у тебя хоть кто-нибудь?
– У меня отец есть, – ответила Прямислава, не сразу поняв, что он имеет в виду.
– Ну, может, еще выкупит! – заметил Толча. – Если с деньгами после ратей туго, пусть ко мне присылает, я помогу. Одолжу, чего уж, Бог зачтет.
Сообразив, о чем он, Прямислава покраснела и поблагодарила. А про себя подумала, что непременно попросит князя Вячеслава освободить Толчу Владимирца от всех торговых туровских пошлин на все времена.
Ростислав промолчал, но по взгляду, которым он обменялся со своей «пленницей», Толча понял: если неведомый смоленский боярин найдет свою дочь и окажется со средствами, то здесь понадобится не выкуп, а приданое.
В полдень снова остановились на отдых. До Любачева оставалось совсем немного, и Прямислава уже не ждала ничего плохого, как вдруг к кострам спешно примчался один из сторожей, которые несли дозор со всех сторон на любом привале.
– Там люди едут к нам, человек пять! – еще издалека кричал Янко по прозвищу Вихор. – Не знаю, кто такие, а передний разодет, чисто твой воевода!
Ростислав и Звонята разом поднялись, Прямислава невольно огляделась, словно искала, где бы спрятаться. На ум ей сразу пришел князь Юрий.
Но Ростислав прятаться не желал и вместе со Звонятой пошел навстречу приехавшим.
С первого же взгляда стало ясно, что к Перемышлю или даже Берестью они не имеют никакого отношения. Это были смуглые люди, с длинными темными усами и наголо выбритыми головами, по которым сразу можно было узнать венгров.
– Благословит вас Бог, добрые люди! – Подъезжая, воевода приветственно приподнял руку. Говорил он по-русски чисто и легко, но в голосе его слышался легкий иноземный призвук. – Вы – торговые гости?
– Торговые гости из Владимира! – подтвердил Толча, выходя вперед и по привычке держа руки за поясом. – А вы кто будете?
– Мой князь с княгиней едут к тестю, да вот беда, княгиня гребень потеряла! – Воевода улыбнулся и сошел с коня. – Нет ли у вас гребней?
– Есть и гребни! – Толча кивнул, не сводя с незнакомца настороженных глаз. – Вам каких надо?
– Самых лучших! – уверенно и весело ответил гость. – Наша княгиня лучше всех, и гребень ей нужно самый лучший!
– Ну, идем, покажу! – согласился Толча и повел гостя к телеге, где у него хранился в сундуке запас гребней и ножей с рукоятями резной кости.
Ростислав и Звонята вернулись к девушкам, чтобы их успокоить. Издалека было видно, как приехавший дружески беседует с Толчеи, держа в руках купленный гребень. Потом гость, оживленно кивая, вскочил на коня и уехал, а Толча засуетился, отпирая сундуки, где у него лежала лучшая посуда.
– Сейчас князь с княгиней в гости к нам прибудут, о новостях поговорить! – обрадованно бросил он Ростиславу. – Иди, молодец, расскажешь, как вы там Смоленск воевали.