Венецианская блудница
Шрифт:
Ох, Santa Madonna, Porca Madonna, как все запутано, как безнадежно все перепутано! И долго еще после того, когда перестанет биться ее сердце, будет длиться эта роковая путаница, затеянная треклятым Бартоломео Фессалоне в одну темную венецианскую ночь почти девятнадцать лет тому назад.
А он, дьявол, дьявол, содеявший все это, еще находит в себе силы смеяться!
– Однако сейчас, кажется, самое время высказывать свои последние желания, – хохотнул Фессалоне. – Любопытно знать, о чем кто из нас мечтает в этот роковой миг своей жизни? Вот ты, Маттео, чего хотел бы сейчас больше всего на свете?
– Я, синьор, – охотно начал старый плут, – сейчас больше всего на свете хотел бы оказаться
«Скоро твоим последним желанием будет глоток самой грязной и тухлой воды», – злорадно подумала Лючия, но это оживление не долго длилось: ведь и ее предсмертное желание будет столь же низменным. И все же она не сомневалась, что до последнего дыхания будет желать того, в чем сейчас призналась вслух, ответив на вопрос Фессалоне:
56
Винные бутыли, оплетенные тонкой соломкой.
– Более всего на свете я хочу уничтожить Лоренцо, спасти сестру, а потом вернуться с нею в Россию, чтобы увидеть Андрея. После этого я готова умереть.
Фессалоне тихо свистнул.
– В одном наши желания, бесспорно, совпадают. Анджольери должен умереть. Я не раз пытался добраться до него. Однажды был совсем рядом, мог нанести удар, но смерть должна была выглядеть естественной. Я передал ему отравленное письмо… Не пойму, какая сила спасла его тогда! А больше мне не представилось удобного способа. Теперь же убить его было бы достаточно просто. Та, другая девочка все еще сидит взаперти, и если бы ты появилась в палаццо Анджольери, тебя непременно приняли бы за нее. То есть за себя. Ну, за ту, кого привезли из России! У меня есть некое снадобье… – Фессалоне сунул руку в тайник и извлек округлый флакончик: выпуклые бока отливали тусклым золотистым свечением. – Ты пришла бы в палаццо Анджольери, вылила бы это в серебряный чеканный кувшин, из которого только и пьет Лоренцо по какому-то там обычаю своего рода (гостям наливают из других сосудов; пить из этого – привилегия Байярдо!), и дело было бы через пять минут слажено. Ну а потом… потом пути наши разойдутся. Ты отправишься в страну медведей и снегов вместе со своей крикливой близняшкой, а я уйду на покой, куплю себе виллу где-нибудь на юге, может быть, в Неаполе – там куда теплее, чем здесь! И засяду писать мемуары. Вот о чем я всегда мечтал: не заботиться о деньгах, всего себя посвятить творчеству.
– Ну а деньги-то откуда взялись бы? – зло спросила Лючия. – Или это тоже несбыточная мечта?
– Ну почему такая уж несбыточная? – с обидой в голосе произнес Фессалоне. – За те годы, пока бумаги Байярдо были в моих руках, я сумел заставить старика Гвидо передать на сохранение третьему лицу – некоей банкирской конторе в Неаполе – изрядную, очень изрядную сумму. Пока она лежит себе, на нее начисляются проценты. Но, по моей же указке, в завещании князя Байярдо появился один хитрый пункт. В случае его смерти и смерти Лоренцо эти деньги должны быть переданы человеку, который предъявит письма о Фьоре Байярдо. То есть мне.
– Ну, это тоже сказки! – пренебрежительно фыркнула Лючия. – Писем-то у тебя нет! Они у Лоренцо!
– А синьор Лоренцо Анджольери, то бишь, Байярдо, покуда жив, – поддакнул Маттео.
– И ты, Брут! – усмехнулся Бартоломео Фессалоне. – Оба вы – Фомы неверующие! Обрушились тут на меня, а главное-то позабыли!
– Что же? – спросили хором Лючия и Маттео – и испуганно отмахнулись
Но в следующее мгновение они поняли свою ошибку: скрежетала одна из каменных плит стены, тяжело и неохотно сдвигаясь со своего места, становясь на ребро и отверзая темную глубь, в которой мерцала вода. Легкая рябь бежала по волне, и в ней дробился, дрожал свет полной луны, одевшей Венецию призрачным серебристым покрывалом. Скрежетала эта благословенная плита, а Фессалоне хохотал:
– Вы забыли, что последнее желание приговоренных к смерти должно быть исполнено! Да будет благословен строитель, снабдивший этот подвал тайными выходами в потолке, стене и даже в полу. Ну, сквозь пол мы провалимся как-нибудь в другой раз, а пока пройдем сквозь стену. Надеюсь, ты умеешь плавать, дитя мое?
Лючия зачарованно кивнула, вряд ли слыша, что он говорит. Она была так потрясена, что словно бы в столбняк впала. Мелькнула одна мысль: «Я снова увижу Андрея!» – и растворилась в блаженной пустоте, воцарившейся в ее голове. Она неотрывно глядела на колокольню Святого Марка, вздымавшуюся к черному небу, словно серебряный перст. Чудилось, это указующий перст Рока, и если следовать ему, откроешь путь к счастью!
Что-то холодное оказалось в ее руке. Взглянула – тот самый флакончик, который Фессалоне недавно достал из тайника. В этом флаконе – смерть Лоренцо. Спасение сестры. И, может быть, счастье с Андреем!
Радостно вскрикнув, она покрепче стиснула флакон и бестрепетно ухнула вслед за Фессалоне в черную холодную воду. Следом кинулся Маттео, успев еще привести в действие механизм, возвращающий часть стены на место, так что когда через несколько минут после сего замечательного спасения открылась крышка потолочного люка и человек с факелом свесился вниз, его изумленному взору предстала пустота.
Узники исчезли!
33
Два платья с белым корсажем
Идти Извольскому было трудно, ведь он промок насквозь, отяжелевшая ткань сковывала движения. И все-таки это было лучше, чем то, что он предлагал вначале: Александра идет по набережным, а он плывет по каналам и каналетто. Может быть, ему и впрямь было легче плыть, чем идти, но она боялась хоть на мгновение остаться одна. Его появление было таким чудесным, что Александру просто дрожь начинала пробирать: а вдруг он исчезнет так же внезапно, как появился? Нет уж, пусть лучше идет рядом, шлепая по каменным плитам как большой сердитый тюлень… если можно себе представить тюленя, бредущего по Венеции за полночь об руку с перепуганной золотоволосой красавицей.
На одном из мостов они приостановились и заспорили: князь Андрей настаивал немедленно идти к палаццо Фессалоне, освобождать Лючию, ну а Александра долго взывала к его здравому смыслу: она ведь даже не знала, где это палаццо находится, не то чтобы разобраться там в лабиринте комнат, разыскать тайник – да еще бог весть как он открывается! Нет, надо как можно скорее найти Лоренцо, объясниться с ним, испросить прощения для Лючии и уж потом идти освобождать ее и ее спутников. Князь Андрей пламенно спорил: сколько страхов придется претерпеть Лючии, думая, что она погребена навеки, бесплодно взывая о помощи! Александра резонно предлагала не тратить время на споры, поскольку словами делу не поможешь. Сама-то она ничего не имела против, чтобы ее коварная сестрица потомилась немножко под замком. Лючия ведь без зазрения совести оставила Александру взаперти, и даже если собиралась за ней воротиться, в чем не сомневался великодушный князь Андрей, то уж Александре она об этом доложить не позаботилась…