Венеция: Лев, город и вода

Нотебоом Сэйс

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

Последний день или вроде того. Где я прощаюсь? Утренний кофе с «Гадзеттино» в кафе на Пьяцца-Санта-Маргерита. Напоследок прикидываюсь венецианцем, пытаюсь что-нибудь заказать без акцента, остаться неузнанным, мимикрировать, сижу у окна в тусклом свете солнца — человек с газетой, смотрю на рыбный магазинчик, где сегодня уже не куплю рыбы. Когда я опять вернусь сюда? С того первого визита в 1964-м я пятьдесят лет путешествовал по миру, но всегда возвращался, — особая форма ностальгии. И все же не поселился здесь, вероятно, оттого, что всю жизнь меня не оставляет ощущение, будто я нигде не жил по-настоящему. Но почему тогда любишь это место больше всех других? Я пытаюсь думать об этом, однако дальше «своеобразия» мысли не идут, да я и имею в виду буквальное значение этого слова, «своеобразие». Это несравненный город в его своеобразии, истории, людях, постройках, причем я имею в виду не отдельные постройки, события, характеры, а целостность, соединение очень большого и очень малого. Это сам город, построившие его люди, абсурдная комбинация власти, денег, гения и великого искусства. Сперва они отвоевали свой город у лагуны, потом стали странствовать по большим морям за ее пределом, чтобы снова и снова возвращаться в город, который был им домом, всегда под защиту мудрой,

широкой, часто такой спокойной, а порой опасной воды, которая объемлет его со всех сторон и в этом столетии из-за подъема уровня моря стала еще большей опасностью, чем прежде, и, размышляя об этом, я понимаю, что хочу провести этот день на воде, но не поеду ни на Мурано, ни на Торчелло, мне хочется на еще незнакомый остров, на Сант-Эразмо, сад и огород Венеции. В последней прочитанной мною книге Донны Леон «Что не исчезнет» этот остров играет особую роль. Не стану вдаваться в подробности сюжета, для меня здесь важно только одно — описание двоих мужчин, плывущих на весельной лодке по бесконечности этой воды и хорошо знакомых с фарватерами. Читая книгу, я расстелил рядом карту лагуны, именно расчерченные на карте фарватеры прямо-таки завораживали меня. Один из мужчин годами старше другого. В уединении этого островка он поселился после смерти жены и живет совсем один. Тут и там в лагуне он держит ульи и временами их проведывает. Порой они очень далеко, и автор описывает эту даль. Мужчина, сидящий вместе с ним на веслах, — комиссар Брунетта, главный герой всех романов Донны Леон. Брунетта моложе своего спутника, которого зовут Давиде. Он приехал на остров отдохнуть. Оба они хорошо понимают один другого, когда-то давным-давно Давиде выиграл регату с отцом Брунетта, что создает связь. И конечно, Давиде гребет лучше горожанина Брунетти, который очень скоро чувствует, что в этот первый день тело его толком не справляется, а на ладонях появились мозоли. Гребля описана превосходно. Мы еще не знаем, что старший мужчина в конце книги умрет и что смерть его связана с важнейшей темой книг Леон: с коррупцией Венеции и в Венеции, с этим спрутом, который опутывает своими щупальцами все — строительство, недвижимость, усыновление, льготы, рестораны, контрабанду, искусство. Но в первый день речь идет не о коррупции, а о водном просторе, о тишине, о птицах. Сейчас, когда я пишу, карга лежит передо мной. Я знаю, куда они направлялись в первый день, вижу на карте канал Сан-Феличе, но слово «канал» вообще-то вводит в заблуждение. Вода, как на всех картах, обозначена голубым. Но как понимать, когда среди голубизны мелкими буковками выведено «канал Сан-Феличе», а расположены буковки между тонюсенькими полосками более темной голубизны? Эти полоски — берега? Нет, на самом деле это фарватеры в воде, а затем ты их видишь, боковые каналы, тонюсенькие причудливые загогулины, намеки на болотистую землю, осоку, камыши, на землю близко от поверхности воды, для тех, кто любит названия, возникают все новые сюрпризы, Мотта-деи-Куниччи, Осса-рио-ди-Сант-Ариано, а немного дальше Палуде-Маджоре, куда пришли ранние венецианцы, гонимые сначала остготами, а позднее лангобардами, пришли в поисках убежища на болотистые острова, которые станут их городом.

Давиде Казати из книги знает, где можно плыть, где причалить, меж мужчинами царит молчание, нарушаемое только плеском весел, и, читая, я слышал эту тишину, чувствовал, как мужчина помоложе исподволь проникает в тишину другого, все, что они слышат и видят, навевает странное умиротворение. Я знаю, что каждый час от Фондаменте-Нуове в сторону Сант-Эразмо отходит вапоретто 13-го маршрута. Пассажиров немного, останавливаемся лишь один раз, в Виньоле, где летом полно народу, поскольку горожане спасаются там от жары. Двое пассажиров выходят, девушка и мужчина, у которого там велосипед, с легкой завистью я смотрю, как они медленно исчезают в ландшафте, любопытно, какова их жизнь. Когда мы отчаливаем, кажется, будто мир распахивается все шире, но плыть совсем недолго. По-моему, вдали виден Бурано, вапоретто причаливает в Капанноне на Сант-Эразмо, и по движению немногих людей на палубе я понимаю, что здесь надо выходить. Ни о чем не спрашиваю, жду, что будет. Именно здесь в книге Донны Леон Брунетти сходит на берег и встречает Давиде Казати. Я вижу, как к пристани направляются несколько человек, не туристы и не горожане. Сант-Эразмо невелик, но вытянут в длину, эти люди знакомы друг с другом, их лица отмечены печатью здешней земли, воды и ветра. По их взглядам я вижу, что они примечают чужаков вроде нас, вернее сказать, принимают к сведению. Нас на борту только пятеро. Я решил выйти на остановке Сант-Эразмо-Кьеза, думал, что возле церкви найдется кафе, но ничего нет. Мы единственные, кто сошел здесь, остальные отправятся дальше, к конечной остановке. Вапоретто отчаливает, еще некоторое время я слышу шум мотора. Прямо подле церкви высится колонна с раскинувшей крылья птицей на верхушке. В необъятной тишине кажется, что лишь буквы на колонне о чем-то говорят. Сообщают о чести, о героизме, Сант-Эразмо их не забудет, тех, кто пожертвовал свою юность на алтарь отчизны. Правильно ли я понял, не знаю, но речь идет о пунцовом цветке, о цветке, благоухающем человеческой добродетелью. Такая велеречивость приводит в замешательство, а имена здесь не указаны. Церковь низенькая, маленькая, уютная. Двери открыты, но не видно ни души. Рядом с высоким порталом лишь два узких окна, отчего церковь напоминает крепость, может статься, в лагуне водятся призраки. Верхушка фронтона похожа на облако, волны белизны, одна за другой. Внутри мозаика с Христом в венце и Его матерью, византийские ее ноги из мелких камешков стоят на маленьком возвышении, рядом коленопреклоненный святой Эразм. Снова выйдя на улицу, я по-прежнему никого не вижу. В церкви я прихватил листовку, арабскую легенду про султана. Я ее знаю, это «Садовник и Смерть», знакомые нам по знаменитому стихотворению ван Эйка, которое заканчивается незабываемыми строчками, когда Смерть выражает удивление по поводу того, что «Слуга твой поутру трудился что есть сил / И к ночи в Исфаган явиться не спешил. / И если б продолжал он розы обрезать, / То в Исфаган ко мне он мог бы опоздать» [100] . Следующий рассказ — о мастере дзен. Япония, Персия, я вышел далеко-далеко и все же посредине глобального мира. Целое событие — когда позднее мимо проезжает маленький пикап. Наудачу мы сперва идем немного налево, потом направо. Виноградник, дома вдали, тут и там припаркованный велосипед, издалека доносится шум трактора, маленькая гавань, лодки без людей, сваи причала, серый туман, вдалеке низкая земля, почти голландский пейзаж. Невольно я думаю о лодочных поездках, описанных в книге Леон. Меж осокой и камышом плывет ее лодка, сквозь мелкую воду просвечивает песок, который

веками используют стеклодувы Мурано. Там тоже царит тишина. Двое мужчин на воде, их лодочка называется пупарин, предшественница гондолы, комиссар Брунетти смотрит во все глаза. «К веслам Бру-нетти был привычен еще с юности, но знал, что мало чем способствовал мягкой легкости этой поездки. Ни малейшего намека на задержку, на тот миг, когда гребок менял силу, — просто постоянное движение вперед […] Они достигли оконечности острова и повернули на восток, следуя береговой линии мимо домов и заброшенных полей. […] Потом он все-таки обернулся посмотреть, как гребет Казати.

100

П. Н. ван Эйк. Садовник и Смерть. Перевод с нидерл. Э. Венгеровой.

Глядя на совершенную гармонию его движений — вперед и назад, вперед и назад. — на руки, которые без груда контролировали весла, Брунетти подумал, что ни один человек в его собственных годах или еще моложе так грести неспособен, потому что все испортит, желая покрасоваться. Капли с весла падали почти незримо, прежде чем оно опускалось в воду и двигалось назад. Его отец греб точно так же» [101] .

101

Donna Leon, Wat niet verdwijnt, Uitgeverij Cargo, 2018, vertaling Lilian Schreuder. — Примеч. автора.

Сейчас мне хочется одного — увидеть на воде лодку, силуэты гребцов на фоне светлого горизонта, но единственное, что можно увидеть, это сама вода, серая, блестящая поверхность, где лишь очень немногие знают тайные пути, мы идем по узкой дорожке меж зелеными полями и водой, Венеция далеко и совсем близко, и, пока ритмично шагаю за компанию с ветром, я пробую думать о чуде всего этого, о городе, построенном людьми на воде, о породе людей, которым в этом водном ландшафте привиделась лихорадочная греза, мысленно я вижу, как встает над водою город дворцов и церквей, видение, какого я еще не видывал. Некогда венецианцы перевезли из Александрии останки евангелиста Марка и сделали из его львиного лика символ города.

Никто лучше Карпаччо не изображал этого льва — вдали слева Дворец дожей, а справа несколько кораблей с надутыми парусами. Слева на переднем плане кусты, дерево, участок земли, почти незаметно переходящий в воду, с которой обручен город, и посредине лев с прозрачным кругом святого нимба вокруг свирепой царственной головы, за гривастой холкой — длинные крылья, отчего он вдруг становится и птицей. Он могуч и гибок, твердо стоит на земле, но властвует и водой, и воздухом над нею, хозяин всех стихий, из древности явившийся в Европу, мощная правая лапа с острыми когтями лежит на вертикально стоящей книге. Две страницы ее разворота ослепительно белы, текст на сияющей странице неизбежен: «Pax tibi, Маrcе, evangelista meus — Мир тебе, Марк, благовестник мой». Мифы могут все, могут позволить еврею — последователю распятого на кресте учителя написать книгу, что будет жить в веках, могут даровать льву, спутнику этого человека, крылья и силу защищать город, могут поместить этого льва высоко на столпе на городской площади, откуда он обозревает лагуну, вот так он там и стоит: лев над городом и водою.

Сентябрь 2018 г. Сан-Луuc

БИБЛИОГРАФИЯ

J. L. Borges. ‘El jar din de senderos que se bifurcan’, in: Ficciones, Editorial Sur, Buenos Aires 1944 («Сад расходящихся тропок», в кн.: Х.Л. Борхес. Проза разных лет. Серия «Мастера современной прозы». М.: «Радуга», 1989).

Joseph Brodsky, Collected Poems in English, Farrar, Strauss & Giroux, New York 2002 (И. Бродский. Малое собрание сочинении. СПб.: «Азбука», 2021).

Joseph Brodsky, Uferder Verlorenen, Carl Hanser Verlag, Miinchen 1991 (И. Бродский. Набережная Неисцелимых. Перевод с англ. Г. Да-шевского. litmir.me/br/?b=412).

Ale jo Carpentier, Concierto barroco, Alianza Editorial, Madrid 2012 («Концерт барокко», в кн.: А. Карпентьер. Проза разных лет. Серия «Мастера современной прозы». М.: «Радуга», 1988).

Jorge Carrion, El libro de lospasajes, Galaxia Gutenberg, Barcelona 2017. D. S. Chambers, The Imperial Age of Venice, 1380–1580, Thames &Hudson, London 1970.

Louis Couperus, Uit blanke steden onder blauwe lucht, L.J. Veen, Amsterdam 1912.

Michael Dibdin, De dode lagune, Luitingh-Sijthoff, Amsterdam 1994. Carlo Favero, Giorgia Favero, discalded Carmelites in Venice, vertaald door Jeremy James Scott, Biblos Edizioni, Cittadella2015.

Federico Fellini & Bernardino Zapponi, Le Casanova de Fellini, Scenario, Editions Albin Michel, Paris 1977.

Amable de Fournoux, A/z Venise des Doges, Editions Tallandier, Paris 2012. Marina Gasparini Lagrange, Labirinto veneziano, Candaya, Barcelona 2010.

Donna Leon, Earthly Remains, Arrow Books, Penguin Random House, London 2017.

Donna Leon, Through a Glass Darkly, Arrow Books, Penguin Random House, London 2007.

Donna Leon, Wat niet verdtvijnt, vertaald door Lilian Schreuder, Uitgeverij Cargo, Amsterdam 2018.

Giulio Lorenzetti, Venezia eilsuo cstuario, Istituto Poligrafico dello Stato, Roma 1956.

Valeria Luiselli, Valsepapieren, Karaat, Amsterdam 2015.

Rosella Mamoli Zorzi, Wonder and Irony with Henry James and Mark Twain in the Venice Ducal Palace, Supernova Edizioni srl, Venezia 2018.

Predrag Matvejevi, Das andere Venedig, Wieser Verlag, Klagenfurt 2007. Mary McCarthy, Venice Observed, A Harvest Book, New York 1963. Eugenio Montale, Collected Poems 1920–1954, vertaald en van noten voorzien door Jonathan Galassi, Farrar, Straus & Giroux Inc., New York 1998.