Венера плюс икс

Старджон Теодор Гамильтон

Чувство отцовской любви поглощает его, он стоит неподвижно и в этот момент чувствует, что подобен воину, охраняющему своего ребенка от отвратительных сукиных сынов.

– Назив...

Сияющий от удовольствия лидомец стоял рядом с Чарли перед терракотовой группой.

– Что, Чарли?

– Можно тебя спросить?

– Что хочешь?

– Только по секрету, Назив. Может, это нехорошо?

– Не думаю.

– Если я выйду за рамки дозволенного, ты не обидишься? Ведь я здесь чужой.

– Спрашивай.

– Это о Филосе.

– О!

– Почему все здесь так нехорошо к нему относятся? Ладно, - изменил вопрос Чарли, - это сильно сказано. Просто его вроде бы... не одобряют. Не именно его, а что-то с ним связанное.

– О, - повторил Назив, - это пустяки.

– Ты не хочешь мне ответить.

Воцарилось неловкое молчание. Затем Чарли продолжил.

– Было сказано, что я должен узнать все о Лидоме. Считаешь ли ты, что я смогу составить свое мнение, если буду знать о Лидоме что-то не совсем хорошее? Или же я должен судить о вас только, - тут он кивнул на статую, по лучшему у вас?

Чарли увидел, что и лидомец, как раньше Филос, полностью обезоружен. Очевидно, правда имела огромное воздействие на них.

– Ты совершенно прав, Чарли Джонс, и мои колебания неуместны. Но при всем уважении к Филосу - я должен в свою очередь взять с тебя слово. Ведь это относится к Филосу, а не к тебе или мне.

– Я не скажу ему, что знаю.

– Очень хорошо. Филос немного не такой, как мы. Прежде всего, он скрытен, что в общем-то полезно. Его допускают ко многим вещам, которых нам лучше не знать. Но... создается впечатление, что ему это нравится, в то время как обычный лидомец скорее тяготился бы этим, хотя и считал такое доверие почетным.

– Мне кажется, что эта причина недостаточна...

– О, он не создает никаких неудобств! Во-вторых, возможно это и связано между собой: он не женится.

– Разве нужно обязательно жениться?

– Нет, конечно.

Назив провел языком по высохшим губам и нахмурился.

– Но Филос ведет себя так, как будто он все еще в браке.

– Все еще в браке?

– Он был в браке с Фруром. У них должны были быть дети. Однажды они отправились к краю земли - (Чарли понял, что имелось в виду) - и произошло несчастье. Оползень. Они оба оказались погребенными заживо. Фрур погиб, а Филос потерял вынашиваемых детей.

Тут Чарли вспомнил, как Филос употребил выражение "кричать в могиле".

– Филос горевал... мы все понимаем. Мы любим все, любим по-разному, нам понятна его скорбь. Но для нас любовь - потребность, мы должны любить живых, а не мертвых. Мы чувствуем себя... неудобно в его присутствии, зная, что он отстраняется от любви, сохраняет верность тому, кого нет... Это... патология.

– Может, у него это пройдет.

– Несчастье произошло много лет назад, - отвечал Назив, качая головой.

– Если это болезнь, то ее ведь можно излечить?

– С его согласия - да. Но поскольку его синдром причиняет окружающим лишь слабый дискомфорт, то он может продолжать жить так, как хочет.

– Теперь мне понятна шутка Милвиса.

– Что это было?

– Он сказал: "У нас только один такой! Но он сказал это с насмешкой.

– Нехорошо со стороны Милвиса, - строго заметил Назив.

– Пусть это останется между нами.

– Конечно... Ну что, теперь ты знаешь нас лучше?

– Еще нет, - признался Чарли, - но буду знать лучше.

Они обменялись улыбками и присоединились к остальным в доме. Филос был увлечен длительным разговором с Гросидом, и Чарли готов был поспорить, что говорят о нем. Гросид и не скрывал это, сказав: Филос говорит, что ты, Чарли, уже готов вынести нам приговор.

– Не совсем так, - запротестовал Филос.
– Просто я уже рассказал Чарли почти все, что мог. Сколько времени тебе потребуется для вынесения суждения - это уж твое дело.

– Надеюсь, что много, - заключил Гросид. Мы рады видеть тебя с нами. Ты нравишься Називу.

Такое замечание могло бы прозвучать двусмысленно. Чарли посмотрел на Назива, кивавшего в подтверждение слов Гросида.

– Спасибо, ответил Чарли, - мне тоже хорошо здесь.

– Смит - свинья.

Погруженный в свои мысли, Герб вздрагивает от неожиданности. Жанетт вернулась через заднюю дверь после разговора с Тилли. Он не делился ни с с Жанетт, ни с кем другим своими недавними мыслями о Смите, хотя ему и хотелось облегчить душу. Он уже проанализировал все возможные причины своего беспокойства: одна из девчонок повесилась после собрания "Лиги за Женские Права", произошел скандал на книжной выставке, введены новые порядки в школах. Как отцу пятилетней дочери ему еще рано волноваться. Но он все же боится. Пусть Смит - свинья, его совет неплох: новый клиент это всегда серьезно. Все остальное - вздор.

Он не получает удовольствия от своих размышлений, слишком все серьезно, да еще и не уложилось в голове. Удивительно, как совпали его мысли с замечанием Жанетт. Теперь Герб даже не уверен: может, и он считает, что Смит - свинья. Свинья среди людей - это свинья, говорит он себе, а свинья среди свиней - это человек.

– Что он натворил?

– Ты пойди посмотри. Он тебе покажет. Тилли с ума сходит.

– О чем ты все-таки, дорогая.

– Извини, дорогой. Это объявление, вроде как плакат, он повесил его в комнате для игр.

– Напоминание сдать на анализ мочу?

– Еще хуже. Сам увидишь.

– Что дальше, Филос?

– Нужно непредвзято посмотреть на себя, - ответил Филос и сгладил улыбкой суровость своего ответа.
– Я имею в виду соблюдение объективности. Ты не можешь оценивать Лидом без связи его с другими цивилизациями.

– Думаю, что уже могу. Во-первых...

Филос прервал Чарли:

– Можешь?
– Тон его был таков, что Чарли тут же умолк.

Последнюю милю между Детским и Научным блоками они прошли молча. Несколько обиженный, Чарли начал: