Венера плюс икс
Шрифт:
Филос тихо спросил:
– Все еще хочешь спросить меня об этом месте?
Чарли отрицательно покачал головой и встал.
– Думаю, что теперь я знаю.
– Тогда пойдем, - предложил Филос.
Они шли по полям мимо коттеджей, возвращаясь назад к Первым блокам. По дороге они разговаривали.
– Почему вы поклоняетесь детям?
Филос лишь рассмеялся, в основном от удовольствия.
– Прежде всего, наверное, потому, что это такая религия. Не вдаваясь сейчас в подробности, я определяю религию вообще как нечто, стоящее над разумом, нечто мистическое. Мне представляется, что религия нам необходима. С другой стороны, религия немыслима без объекта поклонения. Нет ничего более печального, чем разумные существа, которые жаждут восславлять, но не имеют объекта поклонения.
– Я не стану спорить, - согласился Чарли, чувствуя, как странно звучат его слова по-лидомски.
– Но, почему именно дети?
– Мы славим будущее, а не прошлое. Мы преклоняемся перед тем, что придет, а не тем, что было. Мы надеемся, что наши усилия дадут благие плоды. Перед нами образ всего молодого, растущего, всего того, что может быть улучшено нами. Мы преклоняемся и перед нашей внутренней силой, перед заключенным в нас чувством ответственности. Ребенок включает в себя всю совокупность этих чувств. Кроме того...
– тут он умолк.
– Продолжай!
– Тебе еще нужно многое понять, Чарли. Не думаю, что ты уже готов к этому.
– Испытай меня.
Филос пожал плечами.
– Ну что ж, ты сам просишь. Мы преклоняемся перед ребенком, потому что никогда не сможем повиноваться ему".
Долго они шли молча.
– Что ты имел в виду, говоря о неподчинении Богу, перед которым преклоняешься?
– Теоретически это ясно. Вместе с послушанием приходит убеждение в существовании живого, то есть существующего в одно время с тобой Бога. Филос умолк, выбирая слова.
– Практически же, чаще всего Бог вмешивается в жизнь людей чужими руками, его заветы доходят до людей в интерпретации старших - людей со своим личным опытом, память которых уже ущербна, а глаза слепы и не светятся любовью.
Филос посмотрел на Чарли своими странными темными глазами, полными страстного огня.
– Разве ты еще не понял, что смысл существования на Лидоме движение?
– Движение?
– Да, движение, рост, изменение. Разве могут существовать музыка или поэзия без движения, развития; можно ли искать рифму, не произнося других слов? Может ли существовать сама жизнь... в самом деле, движение - это лучшее определение жизни! Живое существ изменяется с каждым мгновением своего существования, даже в момент умирания. Вместе с покоем приходит смерть... Архитектура цивилизации должна выражать состояние души, ее веру. Что говорят тебе формы Первого Медицинского и Первого Научного блоков?
Чарли смущенно фыркнул:
– Поберегись!
– крикнул он, имитируя обычный возглас английских лесорубов.
Потом он объяснил Филосу, что так кричат, когда дерево уже почти срублено и начинает крениться и падать.
Филос добродушно рассмеялся.
– Видел ли ты когда-нибудь бегущего или хотя бы идущего человека в статике? Он неустойчив и обязательно упадет, если неожиданно остановится. Если бы он всегда сохранял устойчивость, то не смог бы бегать или даже ходить. Перемещение в пространстве так и происходит - оно всегда связано с опасностью падения.
– Но потом оказывается, что здания опираются на невидимые костыли.
Подмигнув, Филос ответил:
– Так бывает со всеми символами, Чарли.
И вновь Чарли принужденно рассмеялся.
– Но Филос только один, - в тон ему продолжил он и вдруг опять заметил, что Филос покраснел. Гнев, даже раздражение были так редки здесь, что это произвело на Чарли впечатление.
– В чем дело? Может, я...
– Кто тебе говорил это? Милвис, не так ли?
Филос бросил на Чарли проницательный взгляд и прочел ответ на его лице. Но он не стал усугублять положение и, подавив гнев, попросил:
– Не думай, что ты сказал что-то лишнее, Чарли. Это не твоя вина. Милвис... Тут он остановился и глубоко вздохнул:
– Милвис иногда любит пошутить.
Неожиданно сменив тему разговора, Филос потребовал ответа на прежний вопрос:
– Вернемся к архитектуре, будешь ли ты оспаривать принцип динамической неустойчивости, видя вот это?
Тут он указал рукой на коттеджи - земляные, бревенчатые, каменные и обитые деревянными планками.
– Ничего странного в них нет, - согласился Чарли, указывая на тот, мимо которого они проходили - состоявший из отдельных кубов с куполообразными крышами над каждым.
– Они не являются символами. Вернее, символами, но не в том смысле, что большие здания. Эти коттеджи - результат нашего глубокого убеждения, что лидомцы никогда не потеряют связь с землей, в самом широком смысле. Цивилизации имеют зловредное свойство культивировать целые классы и поколения людей, зарабатывающих себе на жизнь средствами, которые далеко отстоят от первичных источников существования рода. Люди могут рождаться, жить и умирать, ни разу не копнув лопатой землю, не срубив дерева, не сплетя корзины или даже вообще не увидев сапы, мотыги или стамески. Правда, Чарли? Разве у тебя это было не так?
Чарли задумчиво кивнул. У него самого появлялись такие мысли. Однажды, он, городской житель, нанялся по объявлению в газете собирать бобы, потому что сидел совершенно без денег. Ему было противно жить в бараке вместе с вонючим человеческим стадом и целыми днями гнуть спину под палящим солнцем, занимаясь непривычным трудом, к которому у него не было еще вдобавок и необходимых навыков. Тогда и появились у него мысли о первичности сельского труда, о том, что сам он, городской житель опосредованно берет у матери-земли взращенные ею плоды, дающие ему жизнь и силы. А тогда он погружал обнаженные руки в рыхлую почву, и между ним и землей не было никаких посредников, не происходило никакого обмена, купли-продажи. Подобные мысли не раз приходили ему в голову, когда приходилось зарабатывать, черкая пером по бумаге, моя посуду и кастрюли в ресторане, дергая рычаги бульдозера или нажимая кнопки на калькуляторе.
– Подобные люди имеют очень низкий коэффициент выживаемости, продолжал Филос, - они приспособились к своему окружению, но их среда обитания огромна и очень сложна, она не имеет ничего общего с такими простыми действиями, как сбор фруктов или поиск птичьего гнезда в густой траве. Если машина повреждена, если сломалась даже самая ничтожная часть ее, человек сразу же становится жалким иждивенцем в течение всего периода, пока расходуются энергетические запасы тела. Все же лидомцы, все без исключения обладают знаниями и навыками в области сельского хозяйства, хотя при этом они знают одно или два ремесла. Им знакомы также строительство, плетение, приготовление пищи, уничтожение отходов, они умеют разжечь огонь и найти воду. Никто не может быть искусным во всем, но в любом случае даже неподготовленный, но знающий, как обеспечить удовлетворение своих основных потребностей лучше приспособлен к выживанию, чем тот, кто умеет обращаться с мельницей лучше всех на свете, но зато не в состоянии подвести стропила, сохранить зерно или выкопать яму для отхожего места.