Венгерская вода
Шрифт:
Купец осторожно взял протянутый платок и развернул его:
– Я лишь выполняю поручение. Мне сказали, что от тебя долго нет вестей, а это верный знак, что матерый лис напал на след. Это не мои слова. Думаю, тот, кто их мне сказал, тоже пел с чужого голоса.
– Может, расскажешь мне эту историю?
– Почту за честь. Хотя я уже вижу, что ты знаешь намного больше меня. Если от меня может быть какая-то польза, можешь располагать мною, как собственным слугой. Можешь мне доверять. К сожалению, у меня нет с собой никакого письма, но ты поинтересуйся у московского монаха Симона – митрополит Алексий дал бы мне свою грамоту, если бы я у него попросил. Поэтому я не только предлагаю любую посильную помощь, но и прошу помочь мне.
Было видно, что эти
– Алексий, насколько я помню, с младых ногтей не любил твоего отца.
– Он и сейчас его не любит. Что с того? Отец всегда искал выгоду возле морской торговли. В наших краях ею издавна заправляют Венеция и Генуя. Сурожским купцам здесь отводилась участь даже не уртакчи, а скорее приказчиков. Подбирающих объедки со стола хозяев. Конечно, отец имел много дел с земляками-армянами, которые торгуют с Востоком, но в наших краях они не ведут большой торговли. Греки тоже сейчас обеднели. После того как двенадцать лет назад франков изгнали из Золотой Орды, дела отца стали идти намного хуже.
– Приходится даже потихоньку торговать пленными в Чембало, – посочувствовал Злат.
Некомат грустно развел руками, давая понять, что ничего не может поделать с этим бесспорно печальным событием:
– Дело это незаконное и рискованное. И, следовательно, прибыльное. Невольников продавали за бесценок, а покупали за очень хорошие деньги. Причем всех сразу. Но и здесь отцу отводилась лишь участь приказчика – главная выгода досталась купцам из Белой крепости. В последнее время дела у них идут все лучше и лучше.
– Ты хотел рассказать о твоих делах с митрополитом.
– С самого начала своей деятельности, еще с тех пор, когда я был всего лишь писцом при отце, я смотрю в другую сторону. На север. Отец тоже имел дела с Москвой, но и там был лишь приказчиком у генуэзцев. Они искали путь к таинственному закамскому серебру. Отец говорил, что именно тогда вы и познакомились. Вот он и рассказал мне про то, что тогда в Орду пытались добраться купцы с Янтарного моря. Я и подумал: если гора не дошла до Магомета, почему бы Магомету не дойти к горе? Морская торговля в наших портах в упадке и неизвестно, когда наладится. Зато есть старая, наезженная и безопасная дорога на Львов. Есть и еще одна – на Краков. Сейчас она, как говорят русские, заколдобила, но виной тому княжеские и королевские нестроения. Оттуда рукой подать до венгерских и чешских серебряных рудников, железа, фламандских сукон, Янтарного моря, откуда прямая дорога во все закатные страны. Уверяю тебя, этот путь куда ближе и удобней, чем через Константинополь, где за господство уже много лет грызутся Генуя и Венеция.
Некомат повернулся ко мне:
– Знаешь, откуда везут сейчас ладан в Новгород? Из портов Янтарного моря. Представляешь, через сколько рук он проходит и сколько людей наживается на перепродаже? Поэтому я и собираюсь купить у тебя весь товар без остатка. За очень хорошую цену.
– Ты так и не сказал, каким боком здесь митрополит? – напомнил ему Злат.
– Ты невнимательно слушал, – с безграничным почтением отозвался Некомат. – Я ведь говорил, что торговле на этих путях мешает вражда правителей. Кому, как не князьям церкви, обуздать их? Для этого они должны быть сильнее. Мне приходилось не раз беседовать с католическими прелатами. Они рассказывали, что раньше, когда власть пап была выше королевской, можно было призвать к порядку зарвавшихся правителей. На Руси митрополиты стоят выше князей. Кроме того, за ними сила Орды. Я начинал еще во времена покойного Феогноста. Его власть простиралась от Галиции до самых глухих заволжских лесов. Что это значит для купца? Что с грамотой митрополита можно было ездить от Львова до Нижнего Новгорода через земли десяти князей. Я часто привозил Симону весточки от его друзей с Волыни. Сейчас Русскую митрополию пытаются расколоть.
– То-то я гляжу, ты говоришь «Сурож», на русский манер. Отец твой говорил – Сугдея. На греческий. Он служил Алибеку. Ты – его сыну Мамаю?
– Между Мамаем и Алибеком
– Алибек всегда крепко сидел в своем улусе, поближе к морским городам и русской границе. А Мамай, еще не оперившись, уже отирается у Золотого Престола. Гургеном стал.
– А еще он друг Бердибека, – негромко сказал Некомат. И добавил, словно невзначай: – Наследника.
Не знаю почему, но у меня вдруг вырвалось услышанное некогда:
– Все народы поклоняются восходящему солнцу, и никто – заходящему.
Некомат посмотрел на меня с одобрением и приязнью:
– Мамай понимает силу купцов. Силу торговли и денег. Его отец верит лишь в сабли нукеров и тумены союзников.
– У кого сила, у того и власть, – усмехнулся доезжачий.
Улыбка сбежала с губ Некомата. Его благожелательное лицо на мгновение стало жестким:
– А в чем сила? Я как-то встретил во Львове купца из города Любек, что на берегах Янтарного моря. Он рассказал, что за год в его порту отгружается товаров на двести десять тысяч марок. Это ордынская дань с Руси за тридцать лет. Караван из трехсот верблюдов, груженых серебром. И эти люди ищут путь в наши края.
Злат неожиданно расхохотался. В ответ на наше недоумение он пояснил:
– Да я о своем. Вспомнил посланца от этих самых купцов с Янтарного моря, который двадцать лет назад тайно приезжал в Сарай. Его одна баба, воспылав страстью, заперла в бане и удерживала там насильно, отобрав одежду. Хорошо, мы с Могул-Бугой его тогда вызволили, а то никакое серебро бы не спасло. Из твоего рассказа я уже понял, что за этим сосудом с эликсиром вечной молодости охотится Мамай. Ему про эликсир нашептал твой отец, вот только он-то откуда узнал? Он же отродясь в Мохши не бывал и про Баялунь только в сказках слышал.
– Генуэзец знакомый рассказал. Будто египетский купец, торговец благовониями, на самом деле охотится за снадобьем, спрятанным в могиле царицы Баялунь. Что само это снадобье не что иное, как легендарная мазь императрицы Зои, позволяющая сохранить красоту на долгие годы. Рецепт ее попал к Баялуни от ромейских царевен, что жили при Ногае, ведь его сын женился на дочке императора. Вот сосуд с этим снадобьем царица и велела положить с ней в могилу вместе с волшебным платком, на котором изображен единорог. Этот зверь всегда считался олицетворением мужской мощи. Потому этот платок вызывает прилив желания у мужчины. Вроде как Баялунь, уже будучи немолодой, так привлекала к себе хана Узбека. Такой товар всегда пользуется спросом при царских дворах. Я как раз ехал в Сарай, к Мамаю. Он сразу загорелся, отправился к Тагаю. Дальше ты все и без меня знаешь.
– Мамай твой далеко пойдет, коли шею себе не свернет. А что это за генуэзец? Купец?
– Нет. Приказчик или слуга чей-то. Отец его давно знает. Скорее всего, какой-нибудь мастер по тайным делам.
– Так какая тебе помощь от меня нужна?
– Платок. Можешь его мне не отдавать. Только доставь в Гюлистан. И отдай вместе с отчетом о расследовании.
– В чем твоя корысть, догадаться несложно. Платочек приметный, его многие видели и многие помнят. Самое главное, его хорошо знает Тайдула. Ты ведь не знаешь, кому все это приготовил в подарок Мамай? Тайдула всегда завидовала Баялуни и боялась ее. Не могла понять, почему она, такая молодая, красивая и хитрая, проигрывает старухе. Лишь после смерти Баялуни она смогла стать тем, чем стала. Могущественной ночной кукушкой, в чьи руки сходятся нити власти. Всю жизнь эта женщина любила только одно – власть. Зачем ей сейчас это зелье, этот волшебный платок, будто бы возбуждающий мужчин? Любви захотелось на старости лет? Власти! Любой. Над царством, над слугами и эмирами, над мужчинами. Чтобы заглядывали в глаза и ждали милости. А еще хочется превзойти ту, которой всегда завидовала. Она и организовала эту охоту, где загонщиками мы с тобой. Меня прислал Джанибек, тебя – Мамай. Раз тебе так нужен платок, значит, сосуд с зельем уже у тебя? Без платка ведь он простой горшок. Неведомо с чем. Я тебе платок показал. Теперь твоя очередь.