Венки Обимура
Шрифт:
Сулят старцы старые вековечную жизнь
На весь род человечий!..
Слышали эту песнь только Ерема-знахарь да двенадцать дочерей поганых Иродовых. И чуть долетели до них вещие слова, чуть увидели сестры троекратное кольцо вокруг Семижоновки, сразу же рассыпался столб огненный и кинулись лихие девки в страхе-ужасе бегом бежать подальше от зачарованной, неприступной деревни, потому что если и есть на белом свете средство оберечься от нашествия всех злых болестей, так одно лишь: собраться бабам ночью или на рассвете и тайком оборовать -- опахать
Ошалелый от всего виденного, Ерема, забыв про осторожность, высунулся из-за кусточка, за которым хоронился,-- и тут же учуяли бабы постороннего, что в тайну их проникнуть насмелился.
Молча, с закрытыми глазами, бросились они к Ереме прямиком, взметнули серпы да кочерги и вот-вот обрушили бы их на знахаря... да пала с неба серая сова и прикрыла его мягкими крыльями.
Проворен был Ерема -- а как же, иначе жизни не проживешь!
– - проворен да ловок. Увернулся он -- и вся слепая ярость потревоженных баб обрушилась на сову.
Ей бы, крылатой, взметнуться повыше да лететь прочь поскорее, но тут Ненила, даром что с закрытыми глазами, махнула вострой косой да и зацепила сову под крылышко...
Легкий стон пронесся над полем. Пала совушка наземь -- и тут же очнулись бабы от сна зачарованного, открыли глаза, друг на дружку очумело уставились да и бросились с визгом в село, по домам.
И снова тихо, тихо стало... И подумал Ерема, что никто не помешает ему теперь придти в деревню и рассказать, что это он, сам-один, чарами своими отстоял односельчан от неминучей смерти.
Глянул -- сова лежала комком серых перьев, только алая струечка пятнала траву. На миг почудилось--Ульяна лежит ничком.
Нет, померещилось. Никого! Только слышны еще вдалеке жалобные крики убегающих лихоманок, двенадцати сестер, дочерей проклятых Иродовых:
– - Трясавица! Огневица! Маяльница! Невея! Колея! Знобея! Гнетуха! Чихея! Ломовая! Бледнуха! Вешняя! Листопадная-а!..
* * *
Хоровод кружился все быстрее и быстрее, но теперь среди лиц мелькала и Ульяна... Юлия...
Что, Изгнанник? Расквитался с Еремой Голавлевым? Или сам с собой расквитался? Ведь и она, оказывается, всегда была рядом, как остальные, а ты не видел! Где тебе! Где!.. Ты с первого мига воспринимал земную жизнь только как наказание, и все, что тебе здесь давалось Судьбой, было только карой. А ведь и награждала тебя Судьба...
Но все понято слишком поздно. Не рассчитаться с Еремой. Не оправдаться перед Антоновым. Времени нет. Остались только минуты, чтобы проститься с Ульяной.
Вот сейчас позвонить... Если она не дома, то уж наверняка в лаборатории. И сказать: я тебя всю жизнь искал. Спасибо, что ты была! А потом уйти. Простить всем, простить все -- и у всех попросить прощения. Что теперь? Сожаление, расплата, угрызения совести -- не ко времени. Это уже не для Изгнанника.
Егор набрал номер лаборатории Юлии -- и не смог ни слова вымолвить. Ну пусть она еще раз скажет свое: "Алло?" И -- "Я вас не слышу". Пусть вздохнет. Помолчит. И тогда он решится...
– - Это ты, я знаю,-- сказала Юлия.-- Ну ,что же, давай простимся. Мы с тобой искали друг друга всю жизнь, а сейчас я готова проклинать каждое свое слово, сказанное тебе тогда!
И гудки.
Дыхание Егора коснулось трубки, и зеленая пластмасса расплавилась. Он отшвырнул телефон, обвел взглядом лабораторию. На стенке скромно поблескивало Наташино зеркальце. По зеркалу поползли трещины, и раскололось оно на тысячу кусков. Но ни один не отразил Егора -- он был уничтожен.
Вот так, да? Вот так... Изгнанник кружил по комнате. Внезапное желание все переломать здесь, а пленки, записи, всю эту груду шарлатанского мусора поджечь прямо на столе. Казалось, можно запалить это одним взглядом!.. Нет, нет, наоборот -- самый вид лаборатории жег глаза. Уходить. Бежать!
Не было сил видеть людей, и он сразу бросился через черный ход. Отсюда начиналось первое опытное поле Юлии. Но ни гектары валерианы, ни тонны сон-травы не могли бы успокоить Изгнанника, усыпить его смятение. Более того, густой запах трав, без которых он не мыслил своей жизни на Земле, вызывал ярость. В сумерках травы тихо дышали вокруг -- враждебный, ненавистный мир! Проваливаясь в пушистую землю, Изгнанник бежал прямо по грядкам к калитке. Скорее прочь отсюда!
Выскочил на окраину городского парка и замер на миг, прижав руки к груди. Казалось, только так и можно сдержать те силы, которые искали свободы. Рвать, крушить! Сумерки, зовите ночь! Эта ночь избавит Изгнанника от Земли. Или Землю от Изгнанника?
Он побежал к утесу, где еще совсем недавно сидел, созерцая волны Обимура, а потом грянул ливень и...
Была просто ссылка, теперь началась пытка. Казалось, этот оставшийся на Земле час претерпеть труднее, чем все пятьсот делаварских лет.
– - Изгнанник!
– - прошелестело в кустах.-- Изгнанник!
Огляделся, не веря ушам. В зарослях сирени, на которой еще топорщились кое-где сухие соцветия, осторожно светилось бледно-синее пятнышко. Да это же голос Куратора...
– - А, привет!
– - возбужденно крикнул Изгнанник.-- Что ты там прячешься? Вынос тела должен состояться в тайне? Или просто решил проведать меня напоследок?
– - Тише!
– - еще больше побледнело синее пятно.-- Тише, умоляю! Я вышел на связь тайком, и если узнает К.Б.О.С. Труга...
– - Зачем было рисковать?
– - хмыкнул Изгнанник.-- Осталось-то всего ничего! Встретились бы на Делаварии, посидели бы, поговорили, чайку... Тьфу!
– - Изгнанник, выслушай меня. Я нарушил запрет, чтобы помочь тебе. Ты стоишь на грани страшной ошибки. Время...
– - Помочь мне?
– - перебил Изгнанник, и все поплыло перед его глазами. Он отнял руки от груди и почувствовал, что умрет, если сейчас не совершит чего-то...-- Помочь? Ну так помогай!
– - Да послушай меня...
– - Помогай! Ты видишь, я готов содеять нечто ужасное. Так помоги, чтобы этого не случилось!