Венки Обимура
Шрифт:
И вот через небольшое время упряжка примчала к монастырю трехдюймовку. Моргая от страха и всплескивая руками, засуетился у пушки заряжающий Никифоров. Ну и...
– - Заряжай! Наводи! Целься! По оплоту поповщины и контрреволюции! По змеиному гнезду! По врагам трудового народа! Огонь!
Никифоров украдкой перекрестился.
С третьего залпа цель -- окошко почти вровень с землей -- была поражена. Столетней выдержки порох, не отсыревший, не попортившийся, встретился с огнем. Раскололась земля, дрогнуло небо. Развалились деревянные стены, что без малого пятьсот лет освящали своим отражением воды широкого
* * *
Раздался мелодичный звон. Запись кончилась.
Егор снял с висков датчики, вынул из мнемографа зубчатый квадратик магнитной ленты.
Два воспоминания легли на одно, сплелись, перекрестились. И вот что получилось... Пленка представлялась Егору застывшей картинкой, в которую мнемограф вселил звуки, запахи, краски, заставил ее обрести жизнь -- и открыть то, что таится в темных, непостижимых глубинах памяти.
Да и в памяти Егора открылась пропасть былого. Он вспомнил и странноприимный монастырь, и приютившего его старого священника, и древние рукописные книги, и людей, нагрянувших в поисках оружия. Он вспомнил даже, что сказал ему тогда Куратор -- и что говорил Куратору он, еще не придя в себя после взрыва...
– - Что же ты не благодаришь меня? Опять я спасаю тебя от неминучей гибели. Какой еще Куратор оказался бы столь внимателен и расторопен?
– - Я мог бы избежать гибели без тебя, спастись с помощью превращения.
– - Да? Ну и во что бы ты превратился? В сороку? В ужа? Крысу?
– - А почему это тебя заботит?
– - Действительно! Мне-то что? Это ведь вовсе не я, а ты, Изгнанник, истратил уже два из трех отпущенных тебе превращений. Ты во власти неразумного восторга плюхнулся в реку в образе венка! Ты поддался неразумной жалости и принял облик какого-то монаха, чтобы умирающая дева уверилась, будто к ней явился ее возлюбленный. И тебе было бы суждено доживать ссылку в образе той сороки или крысы, которой ты обернулся бы. Помнишь? Последнее превращение необратимо! О, клянусь камнями Делаварии, ни у одного Куратора не было еще такого подопечного. Нет. С меня хватит. Слишком уж дорого я плачу за продление своей жизни, работая с тобой! И еще этот Труга... Буду просить отставку. Почему-то другому Куратору не достается так с другим Изгнанником!
– - Что?! Значит, Другой еще здесь!
– - Ты прекрасно знаешь, что за распространение информации о ссыльных мы можем быть подвергнуты наказанию. Опять останешься без связи на долгие годы.
– - Куратор! Ты знаешь, как я искал Другого среди людей и сколько потерял тех, в ком подозревал его. И сейчас была мгновенная надежда... Ее больше нет, а конец моим страданиям земным еще не близок. Так ответь же, смилуйся, Куратор! Жив ли еще Другой?
– - Да. Но прошу, прекрати опасные эти расспросы.
– - Ответь еще! Что станется с этими людьми?
– - Ты невыносим! Не Другой, так... Это ведь вне часа твоего прозрения! Это тоже карается...
– - Да хватит тебе. Пора бы уж понять, что слишком много видел я на Земле, и остыла душа моя к страху.
– - О... сейчас ты увидишь, что это не так, Изгнанник! Смотри!
И в прихотливой игре небесной явилось Изгнаннику жаркое лето, июнь -крес. Месяц этот на весь год урожай пророчит! Выходят тогда на берег Обимура старые старухи, из памяти коих еще не сгинуло слово заговорное, и заклинают ветер, оглядываясь при этом, не слышит ли кто чужой:
– - О Ветер-Ветрило! Ты не дуй-ка, не плюй дождем из гнилого угла, с юго-западу, не гони красавиц-огневиц с Неруси на Русь. Ты не шуми-не пыли, а подуй-ка, из семерых братьев Ветровичей старшой, теплом теплым, ты пролей на рожь-матушку, на яровину, на поля, на луга дожди теплые ко поре да ко времечку. Ты сослужи-ка, буйный, службу мужикам-пахарям на радость, ребятам малым на утеху, старикам со старухами на прокормление, а тебе, буйному, над.семерыми братьями набольшему, на славу!
Послушался старух буйный Ветер, не принес дождей из гнилого угла. Принес только птицу, птицу-Юстрицу. Оземь она ударилась, обернулась старой старухой -- дряхлой да горбатой, седой да косматой, с клюкой в руке.
Увидел ее Изгнанник и подумал: "Не дщерь ли это Иродова, Невея? Не зима ли посреди лета жаркого идет на Русь?" Но дымилась земля под ногами той старухи...
– - Кто ты?
– - удивился он.
– - На меня, как на солнце, во все глаза не взглянешь,-- усмехнулась старая.-- Пойдешь дорогой моей -- и разглядишь со временем.
– - Далеко ль идти?
– - От горы Карпатской до Волги-реки. От северного студеного моря до южной горы Арарат,-- отвечала она.
– - Долго ль ходить будем?
– - Четыре годочка без малого. Ох, изболятся мои ноженьки, ох, приустанут мои глазыньки!.. Ну так идешь ли?
Глянул Изгнанник окрест и видит: несметные стада мышей на гумнах пасутся, голодный год суля; волчьи ватаги несутся по полям, падеж скота предвещая; стая черного воронья летит -- туча тучей!
– - из-за леса, неся на крыльях повальный мор людской; а по полю озимому огонь перебегает, на яровое дымом тянет. Да что это, думает Изгнанник, что это мне чудится и почему?
– - Нет,-- сказал.
– - Не пойду с тобой. С тобой идти -- твою ношу нести, твой хлеб есть, твои сны видеть. Я странник в этих землях, я -- в стороне.
– - В стороне не остаться, не отсидеться!
– - усмехнулась старуха.-Вскоре свидимся!
Сказала -- и сгинула. Чует Изгнанник -- стужей веет, словно бы лето уже минуло и осень близка. Ночь на дворе. Тишь да темь стали такие, словно свет теперь -- только от звезд, словно ни огонька на всей земле. Тихо, только ветер шепчет уныло. Нет, не ветра это шепот -- слышит Изгнанник голос человеческий:
– - Откройте, отворите ради Бога! Откройте...
– - Кто, кто там? Кто в ночи шарится? Ступай подобру-поздорову!
– - Помогите! Спасите, укройте!
– - Ступай от греха. И себя не спасешь, и нас погубишь. Чужие глаза да уши кругом.
– - Спасите детей моих! Меня пускай убивают, а детей-то за что?
– - Детей?..
– - Из города мы бежали, на патруль наткнулись. Жену мою застрелили, двое ребят осталось, один другого меньше. Спаси детей, бывший красный командир!
– - Да кто ж ты такой, что забытое помнишь?
– - А это я, Еремей, однополчанин твой да бывший дело
226
производитель из райисполкома, где ты тоже в начальниках ходил.