Венок Альянса
Шрифт:
Уильям поднял расстроенный взгляд, в котором ясно читалось «ну так сделай, кто тут старший брат-то?». Наташа подошла к ребёнку и случайно бросила взгляд за приоткрытую ширму в соседнюю комнату, где темноволосая женщина, покачивая колыбельку, вполголоса напевала.
Занималися знамёна
Кумачом последних ран,
Шли лихие эскадроны
Приамурских партизан…
Выговор у женщины был откровенно не земной, кажется, не все слова в песне она понимала. Значит, это и есть Лаиса, центаврианка, воспитывающая теперь маленького Уильяма…
– Э… Необычная колыбельная…
Женщина
– Традиционная колыбельная семьи Ивановых. Ганя выучил её от Сьюзен, научил меня…
– Ганя?
– гостья растерянно посмотрела на дилгарёнка.
– Я счёл своим долгом выучить её, - с достоинством пояснил тот, - мать Сьюзен пела эту колыбельную Уильяму, как когда-то пели ей в детстве.
Наташа растерянно присела на низкий диванчик. Она помнила его, Софья и Талечка сидели на нём и кидались друг в друга маленькими воздушными шариками, когда она в последний раз была здесь в гостях. Что же сейчас так сдавливает сердце - необходимость привыкнуть, что они больше не выйдут ей навстречу, или вот это, эта песня? Есть то, что незнакомая центаврианка знает о Сьюзен, а она не знает, и не смогла бы узнать, если б не эти инопланетяне…
Лаиса вышла в зал, притворив дверь.
– Ганя, принесёшь гостье чаю? О, ты уже…
Наташа поймала себя на том, что отчаянно комкает руки.
– Вы, наверное, хотите сейчас спросить, с каким вопросом я к вам… А я сама не знаю. Я с «Белой звезды-60», видите ли… Мы вернулись, как мы считали, очень быстро, а оказалось, что три года выброшены из жизни. Три года и очень много того, что было мне дорого… Я даже не знаю, много ли осталось. Мне надо как-то привыкнуть к этому, но я не знаю, можно ли к такому привыкнуть.
– Сьюзен была, вероятно, вашей подругой?
– Не знаю, подругой ли… Я б сказала, что скорее она была мне как мать, но она всё же слишком молода, чтоб быть мне матерью. Правильнее, как старшая сестра. Просто я сама русская, не знаю, понятно ли это вам… Центавриане ведь уже куда меньше делятся на национальности, чем земляне. Она очень поддерживала меня… Нет, не то чтоб у меня в жизни случилось что-то очень уж плохое, чтоб мне нужна была поддержка, это я сама такой человек…
– Успокойтесь, прошу, вы ни в чём не должны передо мной оправдываться. Любому человеку нужна поддержка…
Наташа приняла из рук дилгарёнка чашку и какое-то время просто рассеянно всматривалась в медно-золотистую жидкость.
– Я просто восхищалась ими, Сьюзен и Маркусом. Все говорят, что это невозможно, совместить рейнджерское служение и семью. Я так счастлива была за них, что им это удалось. Нет, я сама не мечтала так… Я была именно рада за них. Сьюзен - великий человек. И Маркус тоже… Здесь так многое напоминает о них, о тех временах, которые для меня совсем недавние, а теперь оказывается, что они прошли давно и безвозвратно… И в то же время столько нового. И не просто другие люди пришли на место тех, кого я знала… Те, кого я знала, тоже стали другими людьми. И эта песня… я знаю её, она что угодно, но только не колыбельная… Но это не важно, конечно. Мне так грустно, что я не увижу их… прежними… Мы потерялись во времени на три года. И я всё ещё не уверена, что
Лаиса с робкой сострадательной улыбкой положила ладонь ей на руку.
– Представляю, что вы пережили… Точнее, не представляю, конечно. Я немного слышала о вашей истории, и честно говоря, мне стало жутко. Знаете, в моём мире есть легенды… и в вашем тоже, да во многих мирах, наверное, есть… О том, как герой заходит в гости к странным незнакомцам, или просто засыпает в лесу, и возвращается домой, как он думал, через день или два, а оказалось - через 50 или 100 лет. И все его родные умерли, и его дома больше нет, на развалинах растёт густой бурьян… Так что, как ни неловко это говорить, вам ещё повезло…
Ещё за дверью Андрес услышал громкую, экспрессивную речь принца.
– А мне плевать, какие трудности у вас там со сбором информации! Если я сказал, что мне нужны эти данные срочно – значит, они должны были лежать у меня на столе ещё вчера, и сейчас я даю вам последний шанс загладить эту оплошность! Я плачу вам, мне кажется, достаточно, чтобы проблемы с расшифровкой записей этого торговца не были для вас проблемами! Ладно, присылайте их так. Видимо, на Минбаре, по-вашему, найти переводчика с голианского проще… Но имейте в виду, это не лучшим образом отразится на вашем вознаграждении!
Андрес улыбнулся и постучался.
– Войдите. А, это вы… - Винтари нервно пригладил растрепавшиеся волосы.
– Я вижу, ваше высочество занято?
– В общем-то, уже нет. К моему большому сожалению, я не могу пока… быть занят этим вопросом в большей мере. Люди на Девоне, имеющие некоторые долги к моему роду, имели их столь долго, что… видимо, привыкли, и считали, что эти долги никогда не взыщутся. И что одно только то, что они разыскали дом и контору того торговца – сам он, конечно, давно умер – и получили его бумаги, это с их стороны огромный подвиг… А другие считают, по-видимому, что стоят настолько дорого, что то вознаграждение, которое я им предлагаю, стоит лишь того, чтоб едва-едва шевелиться, регулярно прерываясь на полуденную сиесту… Впрочем, не важно.
– Не беспокойтесь, принц, вы не сказали лишнего. И дело не в том, что я телепат, но уважение к чужим секретам у меня есть. Леди Талафи – ведь речь о ней? – рассказывала, в какой области вы оказываете ей помощь. Она говорила о том, что, возможно, ей потребуется и наше содействие – если окажется, что её родственники были проданы в какие-то далёкие миры. Согласие руководства я получил, шёл сообщить об этом леди Талафи, но её с утра нет… Да, ещё одна трагедия «Белой звезды-44» - мы потеряли единственного известного мне человека, который ещё немного помнил голианский…
– Вы о Рауле? Да… Я встречал в своей жизни мало голиан, но все они были мерзковатыми созданиями. Очень жаль, что я не успел познакомиться с приятным исключением.
– Ну, сама Раула считала себя, так сказать, голианкой наполовину, воспитывали-то её люди… Кстати, о человеческих воспитанниках. Я тут с некоторым удивлением заметил – или, может быть, ошибся? – что, хотя вы снова проявляете интерес к общественной жизни, политической жизни это не касается. Хотя я могу вас понять, вам, наверное, всё-таки тяжело…