Вензель императора
Шрифт:
Мальчики долго стояли у окна, любуясь иллюминацией, устроенной в честь приезда государя.
– Что ж, Павлик, давай спать, а то я что-то зябну, – Петя прыгнул в свою постель и натянул одеяло по самую шею. Павлик последовал его примеру.
– А как ты думаешь, Петя, какой он, государь? – вдруг спросил Павлик.
– Ну, наверное, он очень сильный и красивый и непременно добрый, – ответил Петр, зевая.
– Как тот господин на берегу моря?
– Да! А я и забыл о нем! – Петя даже сел на кровати. – Интересно, кто он такой? Мне кажется, он должен быть из свиты государя.
– А
– Да, я тоже этому удивился. Надо завтра же выяснить у отца, кто это, – сказал Петя, вновь опуская голову на подушку.
– Завтра будет самый счастливый день в моей жизни! – улыбнулся Павлик. – У меня сердце замирает при одной только мысли, что мы будем представлены государю!
– И у меня тоже! – признался Петя.
Глава вторая
НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ
Наутро Петя Никольский лежал в лихорадке, и о том, чтобы идти на прием к государю, не могло быть и речи.
– Ну, Петруша, не реви! – у тешала его Марья Алексеевна. – Государь у нас всю осень и зиму пробудет, еще увидишь его!
Служанка Глаша принесла воду и полотенце, и госпожа Никольская захлопотала вокруг больного: натерла виски одеколоном, на лоб положила смоченное холодной водой полотенце. Тут только взгляд Марьи Алексеевны упал на Павлика, тихо стоявшего у ног Пети.
– Павлик, а ты что не одеваешься? – с просила она. – Нам ведь скоро идти во дворец!
– Я не пойду, – тихо произнес он.
– Как не пойдешь? – изумилась Марья Алексеевна. – Ты же мечтал об этом дне не меньше Пети?!
От неожиданности Петя даже перестал плакать. Он повернул к Павлику распухшее от слез лицо и вопросительно посмотрел на друга.
– Я не могу идти без Пети! – сказал Павлик. – Ведь он заболел из-за меня!
– Почему из-за тебя? – Марья Алексеевна удивленно подняла брови.
– Это я позвал его вчера к морю, вот он и простыл там! Если Петя остается дома, я тоже остаюсь! – т вердо произнес мальчик, но не удержался и всхлипнул.
Петя благодарно сжал ему руку:
– Нет, Павлик, ты ни в чем не виноват! Тебе нужно пойти. Приглашением государя не шутят!
– Не пойду, – з аупрямился тот, смахивая кулачками слезы с ресниц. – Скажите его величеству, что мы оба заболели!
Тут в дверном проеме показался полковник:
– Что за спор вокруг больного?
– Да вот, Андрюша, мало того, что Петя заболел, так еще Павлик отказывается идти во дворец! Говорит, что виноват в болезни брата! А как же государево приглашение? Неприлично ведь! Что император о нас подумает? – Марья Алексеевна расстроенно опустила руки.
Андрей Петрович пристально посмотрел на приемного сына и вдруг улыбнулся:
– Весь в отца! Тот тоже никогда не бросал друга в беде. Помню, под Аустерлицем меня ранило в ногу, а кругом свист пуль, рев пушек. Я ему говорю: «Оставь меня, вдвоем ведь сгинем», – а он знай себе тащит меня через все поле, к лесу. И дотащил ведь! – полковник ласково потрепал Павла по волосам. – Ладно, Марьюшка! Оставь его, раз душа его так желает. А ты, Петя, радоваться должен, что Господь тебе такого друга и брата послал, а ты нюни распустил, нехорошо!
Петя не ответил, только еще сильнее сжал руку Павлику.
В этот момент в сопровождении Глаши в комнату вошел плотный мужчина лет сорока пяти в дорогом сюртуке.
– Борис Львович! Как я рада. Надеюсь, мы не сильно отвлекли вас от дел? – Марья Алексеевна протянула гостю руку.
Тот почтительно поцеловал ее.
– Что вы, голубушка, Марья Алексеевна! Я всегда к вашим услугам, – произнес он с сильно выраженным французским акцентом.
Надо сказать, что главный врач Таганрогского карантина 4 Борис-Марк-Морис Лакиер был прусский подданный, но родом происходил из Страсбурга, чем и объяснялся его французский акцент. В свое время он обучался медицинскому делу в Берлинском и Дерптском университетах. И хотя карьере Лакиера, появившегося в Таганроге только в 1819 году, несомненно, способствовала его женитьба на дочери председателя коммерческого суда, необходимо признать, что лекарем он и впрямь был достойным.
4
Таганрогский карантин – поселок, устроенный по указу Екатерины II в 1776 г. с целью изолирования экипажей судов и доставляемых грузов для наблюдения за ними во избежание распространения эпидемий.
В 1823 году Борис Львович удачно прооперировал шестнадцать страждущих женщин, среди которых была и Марья Алексеевна Никольская. Излишне говорить, что после этого она стала страстной поклонницей медицинского таланта Лакиера. Поэтому если кто-то из домочадцев прихварывал, первым делом всегда посылали за Борисом Львовичем.
Обменявшись любезностями с хозяйкой, Лакиер направился к больному.
– Петр Андреевич, что же это вы разболелись? – доктор положил руку на лоб мальчика. – Так! Дайте-ка я вас послушаю! Спинкой, пожалуйста! Теперь извольте открыть рот и показать язык!
Петя послушно исполнял его приказания. Закончив осмотр, Борис Львович обратился к хозяйке дома:
– Ну, Марья Алексеевна, голубушка, не переживайте. Обычная простуда.
Госпожа Никольская облегченно вздохнула. – Правда, недельку придется посидеть дома, а то и все две, – доктор достал из большого кожаного портфеля, который всегда носил с собой, несколько маленьких свертков. – Вот порошки, собственноручно приготовил третьего дня. Нужно давать два раза в день, утром и вечером. После первого приема температура должна понизиться.
– Благодарствуем, Борис Львович! Глаша, неси скорее теплой воды! Пете надо запить лекарство!
Девушка убежала за водой, а Лакиер засобирался.
– Что ж, Петр Андреевич, лечитесь! А вы, Павел Николаевич, присматривайте за другом! – доктор пожал на прощанье руки мальчикам.
– Борис Львович, пойдемте, я вас провожу! – сказала Марья Алексеевна, увлекая за собой врача.
В прихожей она сама подала Лакиеру шляпу и трость. Когда доктор уже взялся за ручку двери, Марья Алексеевна неожиданно спросила: