Вепрь
Шрифт:
Вепрь резко развернулся. Лицо Сосунка было на удивление серьёзным.
— Да-да, я не шучу. Вчера в Десятую городскую больницу с пулевым ранением в грудь поступила девушка лет восемнадцати-двадцати, блондинка с синими глазами. Ее нашел на улице Горнистов совершенно случайный человек. И знаешь что, Вепрь, на правой груди, в пяти сантиметрах выше соска, у нее имеется маленькая такая татуировка в виде розочки. Тебе это ни о чём не говорит?
Вепрь окаменел. Из всех знакомых ему женщин такую татуировку имела только одна. С тихим стоном он скрипнул зубами:
— Кто это сделал, Сосунок?
— Подозревают тех же людей, что покушались на Лизаньку. Дело это в ведении угро, так что ничего более я не могу тебе сообщить. Скажу только одно, Вепрь: если бы ты действительно любил эту девчонку, давно бы уже нашёл её и не допустил того, что произошло. Ты настолько зациклился на своей мести, что забыл о людях, которые тебя окружают. Все это время ты думал только о том, чтобы удовлетворить свою жажду, забыв о тех, чья жизнь из-за тебя полетела в тартарары. Мы бы могли стать с тобой друзьями, не будь ты пленником собственных амбиций.
Подхватив с сиденья своё оружие, Сосунок вышел из машины.
— Прощай, Вепрь. И не забудь: Десятая горбольница. В бреду она повторяла твоё имя…
Махнув рукой, он пошёл прочь.
Он знал, что сделает завтра утром. Он не будет спешить, однако и медлить больше не станет.
Солнце взойдет, и утро наступит. Он терпеливый, хотя в этот раз будет очень нервничать. Дождется, когда откроется большой магазин на Центральном, поставит на уши всех продавцов, но купит там самое красивое белое платье с корсажем из белых роз и строгий черный смокинг. Потом он отправится в старый Николаевский храм на Соколином холме, найдет там отца Ираклия, своего старинного приятеля, выслушает его многословное приветствие, а потом, молча взяв его за рукав сутаны, отведет в машину. Протесты его он слушать не будет и объяснит все по дороге.
В Десятой городской больнице его, конечно же, не встретят с распростертыми объятиями, но он уже готов к этому. Никто не сможет его остановить. Он будет умолять, упрашивать, угрожать, ругаться и давать взятки направо и налево и пройдет туда. Отец Ираклий будет рядом с ним.
Они зашагают по больничному корпусу, найдут нужную палату. Войдут как можно бесшумней.
— Я пришёл, — скажет он. — В Сочи я обещал тебе, что, когда мы вернёмся в Сибирь, я женюсь на тебе. Я принёс свадебное платье. Переоденься, священник уже здесь…
Нет, всё будет не так. На самом деле он скажет:
— Прости меня, Славянка. И если ты простишь, я попрошу тебя стать моей женой…
А ещё лучше — он ничего не скажет. Он встанет на колени у её изголовья, нежно поцелует в уголки рта и наденет на палец кольцо.
Удивлённый медперсонал будет стоять за его спиной в дверном проеме и шепотом переспрашивать друг у друга, что здесь происходит. А потом нанятый им скрипач заиграет под окном марш Мендельсона, и они поймут, что здесь происходит венчание.
А отец Ираклий, туго соображающий после вчерашнего похмелья, в последний раз толкнет его локтем в бок и негромко скажет:
— Подумай, Вепрь. Ещё не поздно.
Он только улыбнется и скажет ему в ответ:
— Вепря больше нет, Ираклий. Этой ночью Вепрь умер.
Потом подмигнёт и добавит:
— А меня зовут Сергей. Комов Сергей Алексеевич…
Потерпев неудачу с Кругловым, которого он не нашёл, хотя и устроил допрос с пристрастием его жене Машеньке, Ахмет всё-таки выследил его шестёрок. Впрочем, исчезновение Круглова его особенно и не удручало, он так и не смог пока прояснить для себя роль того в насилии над его хозяйкой. Зато точно знал, с кем обязательно должен поквитаться. В этом смысле его особенно интересовал Гарик. В больнице Лизанька Ли-вергант рассказала ему, кто именно из ворвавшихся к ней бандитов насиловал ее — тот, у которого на руке татуировка в виде паука. Установить его имя и адрес оказалось для Ахмета делом техники — у кавказских жителей свои методы, но уж если им нужно что-то узнать, можно не сомневаться, узнают.
О том, что Гарик оттягивается, Ахмет понял еще на лестничной площадке: из-за двери квартиры доносились музыка, громкий смех и зазывный визг девиц. Значит, хозяин дома. На удачу встретить в этой квартире и других насильников он не рассчитывал. Ахмет оскалился в радостной улыбке — наконец-то он заплатит за кровную обиду. А обиду хозяйки верный ее пес считал своей кровной.
Чувствуя, как в нем все закипает, Ахмет с силой нажал на кнопку звонка. За дверью отозвалось негромко и мелодично, но ни шагов, ни других звуков слышно не было. Он снова с силой вдавил в стену кнопку звонка и на всякий случай отошёл от «глазка». На этот раз за дверью послышался невнятный шум, и почти сразу же заскрежетал замок. Посмотреть в «глазок», кто же там пришёл, хозяин посчитал излишним.
Дверь распахнулась, и на пороге возник Гарик собственной персоной. Без рубахи, в одних джинсах, «молния» которых задернута не до конца, и в просвет было видно, что джинсы надеты прямо на голое тело. Гарик был сильно пьян и, видимо, соображал не очень четко, потому что почти минуту тупо смотрел на неожиданного гостя.
Этого времени Ахмету вполне хватило, чтобы втолкнуть пьяного хозяина в прихожую и вырубить его сильным ударом в солнечное сплетение. Гарик упал на колени, словно моля о пощаде. Но пощады не будет. Еще мгновение ушло на то, чтобы достать нож. Ахмет схватил Гарика за волосы, запрокинул ему голову и провел ножом по горлу. Он сделал лишь одно движение, одно-единственное, профессиональное, отработанное, и его было достаточно, чтобы мертвая голова врага запрокинулась назад. Кровь с клекотом вырвалась из перерезанного горла, брызнула фонтаном, и Ахмет инстинктивно отодвинулся, чтобы она не брызнула на него. Но капли крови, темные, почти черные, всё же попали на руки, на одежду.
Музыка в комнате играла довольно громко, и, похоже, там никто так и не услышал, что произошло за стеной. Выдернув свой нож и переступив через труп Гарика, Ахмет ворвался в комнату. Но кроме трёх в стельку пьяных полуголых девиц там больше никого не было.
Увидев разъярённого Ахмета, забрызганного кровью, девицы завизжали.
— Заткнитесь! — прикрикнул он. — Где остальные?
— Ушли — трясущимися губами сказала одна из девиц, худющая и вся какая-то почерневшая. — За «тра-авкой»…
Ахмет для верности порыскал по квартире, но девица, видимо, сказала правду — Жоржа и Фикса нигде не было.
«Не уйду», — решил про себя и, выдрав прямо с куском обоев из стены телефон, шлепком прогнав с кресла полногрудую красотку, сел на ее место. Громкая музыка его раздражала, и он кивнул в сторону притихших девиц.
— Выключи!
Девушка встала с дивана, выключила магнитофон и попыталась выйти из комнаты.
— Сидеть! — свирепо зыркнул на нее Ахмет, и она тут же упала на диван, стараясь как можно больше вжаться в него, стать невидимой.