Верь мне
Шрифт:
Александр Георгиев: Скучаю. Очень.
Мой организм с грохотом отмирает. Все внутри сотрясается с такой силой, что кажется, обратно на место уже не встанет.
Забываю о том, что собиралась спросить, откуда он так поздно вернулся домой… Что собиралась переступить через себя и сострить, поинтересовавшись едко, где Влада… Что собиралась сказать, будто выбросила все его вещи…
Дышу с каждым мгновением тяжелее. Сердце сходит с ума.
Александр Георгиев: А ты? Скучаешь?
Игнорировать
Сонечка Солнышко: Иногда мне кажется, что я тебя просто выдумала… Что не было никогда ничего… Что ты ненастоящий…
Саша с реакцией не задерживается. Карандаш рядом с его именем практически сразу же начинает двигаться.
Александр Георгиев: Я настоящий.
Александр Георгиев: Помнишь?
Бывает так, что в огромном потоке слов мы цепляемся за какие-то определенные. По сути самые обычные, но именно они будоражат, вскрывая последние тайники души.
«Я хочу все это с тобой, Соня… Хочу быть твоим настоящим…»
Помню. Как забыть? Я на две Вселенные существую. И все равно, когда нахожусь в этом угрюмом сером мире, тот второй, яркий, кажется иллюзией.
Сонечка Солнышко: Да.
Не могу не признать.
И Саша сразу же напирает, усиливая и без того невыносимое давление.
Александр Георгиев: Можно набрать тебя? Хочу услышать голос.
Наконец, он вызывает во мне не только волнение, но и негодование.
Сонечка Солнышко: Не стоит. Мне уже пора спать. Завтра дел много, а вечером на смену.
Карандаш движется долго. Наверное, он набивает текст и тут же стирает его. Потому что позже, когда сообщение все же приходит, оно не является ожидаемо большим.
Александр Георгиев: Не прощаемся.
Я заставляю себя заблокировать телефон и положить его на тумбочку. Лишь когда в комнате становится темно, возвращаюсь в свою реальность. Улавливаю сопение Габриэля и мерные дыхательные движения его теплого бока у своей головы и с улыбкой закрываю глаза.
Утром неожиданно просыпаю.
Чтобы успеть на встречу с подругами, приходится носиться по квартире как угорелой. Никакой сакральной важности наше рандеву на Крещатике, конечно, не несет, но больше опаздывающих я ненавижу, только когда меня саму ждут.
Хвала Богу, успеваю. Выходим на станции одна за другой. Поздоровавшись, покидаем метро и отправляемся на нашу обычную пешую прогулку от Европейской площади до Бессарабской. Разомлев от жары и приятной усталости, забегаем в кафе. Девчонки берут себе бургеры и картошку, а я, за неимением аппетита, заказываю только огромный стакан освежающего лимонада. Зато в торговом центре неожиданно разгуливаюсь. Давно ведь прекратила болеть шмотками, стала практичной и экономной… И вдруг
«Вот зачем?» – сокрушаюсь уже дома, еще раз примеряя все это добро и жалея потраченные деньги.
Злясь на себя, закидываю покупки на полку, до которой достаю только с табуретки. Там же спрятала Сашины вещи. Боялась натыкаться и болеть каждый раз. Вот не зря… Сейчас вижу, и сразу же по телу горячая волна прокатывается.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не схватить верхнюю из футболок и не уткнуться в нее лицом. Дождь, порошок и время не перебили запах его парфюма. Стойкий он, на всем подолгу хранится. Едва уловимо, конечно. Но все же ощутимо.
Соскакивая с табуретки, резко захлопываю шкаф.
Без особой охоты занимаюсь домашними делами, кормлю и вычесываю Габриэля и, наконец, начинаю собираться на смену. Подумать только… Радуюсь возможности сбежать из дома! Пусть даже придется полночи таскаться между столиками, обслуживая не всегда приятных и благожелательных посетителей.
С обеими моими подругами – Ниной и Женей – мы трудимся в одну смену. Встречаясь вечером на работе, некоторое время обсуждаем дневную прогулку и строим планы на следующий выходной.
– Нужно съездить на Днепр, пока лето не закончилось, – рассуждает Женя.
– А может, мотнемся к тебе на родину, в Одессу? – усмехается Нина. – Я никогда не была на море!
– Мне, конечно, хотелось бы вас пригласить… – бормочу я, не отрываясь от протирания столика. – Но пока не могу. Давайте позже.
Девчонки, слава Богу, не обижаются. В общих чертах осведомлены, почему я не рвусь домой.
И, естественно, уже узнают Георгиева в лицо.
– О, твой приехал, – толкает Женька через динамичные ноты музыки, едва я лишь ощущаю колючие шпоры холода на затылке. – Чем ты его все-таки привязала, что он ездит за пятьсот километров, только чтобы посмотреть на тебя?
Едва этот вопрос повисает в густом воздухе, разражается грохот и звон разбивающегося стекла – это я не удержала на подносе пивные бокалы.
– Черт… – присев, быстро собираю осколки.
Мне так стыдно из-за своей возмутительной нерасторопности, что я даже забываю о вспыхнувшей было злости. Зато разыгравшееся в груди волнение никуда не исчезает. Напротив, с каждой секундой напряженного наблюдения, которое я столь явственно ощущаю, усиливается.
«Он приехал… Приехал… Приехал… Он здесь… Сейчас…» – стучит у меня в висках.
– Так, давай, убирайся и приходи в себя, – шепчет мне Женя, ненадолго сжимая мою ладонь. – Я пока обслужу его.
Но прийти в себя не получается. Эта встреча почему-то оказывается в разы тяжелее, чем две предыдущие. Я не могу себя заставить даже встретиться с Сашей взглядом. Периферийным зрением улавливаю, за каким столиком сидит, и всячески его избегаю. Достаточно того, что перманентно ощущаю внимание на себе.
Доработать смену стоит мне нереального труда. Я, вполне возможно, половину жизненных сил теряю, пока выдерживаю эти несчастные полтора часа.