Вера для Сокола
Шрифт:
— Мам, нам дорога неблизкая предстоит. Ты уж прости, но так надо.
— Хорошо, надо так надо.
Эта её покладистость почему-то меня огорчает. Она даже не спорит, просто доверяет моему решению. Мы будто поменялись ролями: старший я, а мать — ребёнок, который решил во всём слушаться своего взрослого.
Я не шутил, когда говорил, что дорога неблизкая. Если гнать почти без остановок и на предельной скорости, то за полсуток доедем, но буду ориентироваться на состояние матери. Возможно, придётся переночевать
С одной стороны, мне не хочется увозить её так далеко. Здесь она практически на расстоянии вытянутой руки, а до Краснодара, случись что, ехать больше тысячи километров.
С другой стороны, так лучше для её безопасности.
Через несколько часов мы останавливаемся на заправке, пока мама пьёт чай со сладкой сдобой и смотрит на мир огромными глазами после долгого времени в «заточении», я набираю Веру.
— Лёш, ты куда опять пропал? — с обидой слышу в трубке.
— Мне надо уехать. Вернусь через пару дней. Это по личным делам, не по работе.
Долгий вздох.
— По личным делам, — повторяет Вера. — Звучит так, будто мы чужие люди.
Она не может не чувствовать, что мы отдаляемся друг от друга. Мне хочется её успокоить, сказать, что всё временно, но в свете последних событий в голову приходит ужасающая в своей истинности мысль: всё временное — это и постоянное.
— Я маму перевожу, так надо, — выдаю пояснения.
— Вот оно что, — в голосе Веры облегчение, вероятно, уже насочиняла себе всякого. — Тогда хорошей вам дороги.
— Спасибо, милая, я уже скучаю, — тут ни капли лжи, — приеду зацелую. Готовься.
Вера веселеет. Девчонка. Что ей надо? Слышать, что она самая желанная и красивая. Так и есть для меня.
И любимая, конечно.
Я мог бы ей об этом сказать, но, кажется, такие признания лишь всё усложнят.
— Уже жду.
— Я тоже жду.
Всё-таки я делаю остановку по пути в отеле. И пока мама спит на соседней кровати, под её мерное дыхание я думаю, как лучше сделать, не поступившись своими принципами. Как обезопасить её и себя?
Я ждал, что оплата долга будет нелёгкой, но что настолько, даже не представлял.
На обратном пути в Москву оказывается, что проблемы не заканчиваются. Звонит сосед и говорит, что в квартире произошло короткое замыкание.
Невольно сбрасываю скорость, уже представляя, что квартира выгорела подчистую.
Но дядя Саша, которого я знаю с детства, меня успокаивает.
— Огня не было, только дым. Пожарные быстро приехали, да и повезло, что я дома находился и запах гари учуял.
— За это вам огромное спасибо.
— Лёша, ты, пожалуйста, не волнуйся, всё нормально, — успокаивает дядя Саша скрипучим голосом. — Только дверь пришлось вскрыть. Я уж там замок поставил, какой был под рукой, но ты лучше приезжай и сам смени. Мой чисто, чтобы дверь сама не открывалась, очень хлипкий. Как бы сброд с района не прознал, что квартира пустует и не нагрянул ночью. Эти ж всегда ищут, чем поживиться.
— Да, конечно, к вечеру буду. Разберусь.
Кладу трубку и провожу ладонью по лицу. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это ещё одно предупреждение. Если не уступлю, дальше будет только хуже. Последствия непредсказуемы.
Понимаю, что влип конкретно. И выхода вот так, по щелчку пальцев, из дрянной ситуации не нахожу.
Но даже последний свет в конце туннеля гаснет, когда с очередного незнакомого номера несколько дней спустя я получаю фото Веры.
Она как раз выходит из университета, её волосы красиво развиваются на ветру, на губах лёгкая улыбка. В прицеле камеры она выглядит идеально.
Глава 14
Набираю в стотысячный раз Лёшу. Думаю, а уж не в чёрный ли список он меня засунул? Впрочем, нет. Была бы в чёрном списке, наверняка бы, вместо звонка шёл сброс, а так гудки вроде есть.
Прошло четыре дня после нашего столкновения в моём доме, а всё, что я получила от него — короткое «Не сейчас. Перезвоню».
Я ждала. Честно. Ждала день, даже полтора. Прежде чем меня снова прорвало, и я принялась ему названивать.
Такое ужасное состояние. Кошмарное до жути. Ощущение безысходности играет на нервах с утра до ночи. Вернее, до ночей, которые я не могу нормально спать.
Чтобы отвлечься хоть немного, съезжаю от Вики. Прошу Севу помочь с переброской вещей. Он ещё успевает подкалывать, к чему такая спешка? Ну да, ещё недавно ведь я не торопилась, а теперь мне просто надо чем-то занять руки и голову.
На лекциях я чуть ли не сплю. Ночью не могу из-за нервов, а здесь монотонный голос преподавателей усыпляет. С первых рядов я переезжаю на последние, где, сложив руки перед собой, прячусь ото всех. Вика с Алиной пытаются меня растормошить, зовут куда-то, но я отмахиваюсь, говорю, что плохо себя чувствую. И ведь даже не вру.
Вот так вечером лежу на кровати и тупо жму на вызов, а самой ныть охота от досады.
— Если ты, Соколов, решил меня бросить без объяснения причин, то это очень подло, — глотаю подступающие слёзы.
Я, блин, побила все абсолютные рекорды по жалости к себе. Уже выкупалась в ней с головы до пят. И умом ведь понимаю, что сама во всём виновата. Нечего было скрывать правду. Доигралась… Вот дурёха.
В один из вызовов на звонок внезапно отвечают.
— Вер… — голос Лёши в трубке какой-то измученный и чужой.
— Лёша, — аж вскакиваю, садясь на постели и хватая телефон двумя ладонями. — Лёша, Лёша, милый, пожалуйста, не сбрасывай, выслушай меня, пожалуйста, любимый, ну пожалуйста.