Вера и власть (Империя тысячи солнц - 4)
Шрифт:
А мы-то считали их наивными, довольно глупыми существами. Очень недальновидно, если учесть, как сложна их биотехника. Как сознаться перед ними в своем невежестве - и как объяснить, что теперь, прозрев, мы им больше не доверяем?
Пока Лохиэль колебалась, подыскивая нужные слова, Мессина сказала с навигаторской прямотой:
– Мы не спрашиваем о мотивах, побудивших вас совершить самосуд над Видок. Мы хотим только знать, как вы это делаете.
Ниук2 и Ву4 затрубили и заухали, а Штоинк сказала:
– Вы смотрите на наше искусство,
Это была шутка, которая странным образом поправила самочувствие Лохиэль - как будто келли и впрямь всего лишь веселые ребята с дурацкими именами, имеющие пристрастие к дешевым человеческим остротам. Может, так оно и есть, но они только что показали свою другую сторону - тоже, впрочем, весьма близкую человеку. Не совсем понятно, волнует это ее или, наоборот, успокаивает.
– Мы трое используем свой талант только на благо корабля, - сказала Штоинк.
– Это наш обет, и мы трое его соблюдаем.
Придется мне принять это в качестве обещания, что они не станут прибегать к этим своим штучкам, чтобы захватить мой корабль.
Но намерены ли они вообще его захватывать? Эта мысль не давала Лохиэль покоя с тех самых пор, как она оказалась перед мрачной необходимостью казнить Й'Лассиана, Чтобы очистить рубку.
– Ты сказала, что вас кто-то позвал, - сказала капитан хрипло и остановилась, чтобы поправить голос.
– Это что, был секретный канал связи, к которому имела доступ Видок?
Или говоря по-другому - вы все это время следили за ней? И еще более жуткая вероятность: не научились ли вы лгать, путешествуя вместе с людьми?
Ее вопрос вызвал целую какофонию уханья, блеяния и жужжания. Штоинк обернулась к своим сородичам, поставив ленты дыбом, и запахло чем-то вроде перегретой резины вперемешку с пыльными надгробиями. Байрут вытер заслезившиеся глаза, но тианьги тут же включилось на полную мощность, овеяв их ароматом свежескошенной травы.
Связующая снова повернулась к людям, направив головной отросток прямо на Лохиэль.
– Мы трое не вступали в сделку с Видок, - проворковала она.
– Чтобы успокоить вас, мы напоминаем, что Видок хотела сохранить верность Эсабиану, а вы сами видели, что он сделал с нашим Старейшиной. Арес - вот куда должны отправиться мы трое.
Лохиэль кивнула:
– А если бы мы проголосовали против перехода к Панархистам?
– Тогда мы трое, как ни жаль, отказались бы от своих функций корабельного врача на "Шиавоне" и нашли бы другой способ попасть на Арес.
Лохиэль вздохнула - ей стало чуть полегче.
– И последний вопрос. Как вас позвали на Арес, если не по коммуникатору?
За этим снова последовал неистовый танец со стоящими торчком лентами, но теперь звуки, издаваемые келли, напоминали хихиканье.
– Мы не можем пока этого объяснить, - сказала связующая.
Лохиэль, внезапно устав до смерти, сказала:
– Тогда отложим это на будущее, когда у вас найдутся нужные слова, а я буду лучше соображать.
Келли отвесили тройной поклон, и люди вышли. Лохиэль по общему, хотя и невысказанному, уговору оставили спать одну. Разумелось, что Байрут будет нести вахту первым.
Но Лохиэль пока еще не могла лечь. Оставшись одна, она прямиком прошла к пульту и вызвала на экран портрет своего кузена Камерона в великолепной форме флотского капитана. Его глаза так и ввинчивались в нее, хладнокровно оценивая, чего она стоит. Камерон был единственный, кто не удивился ее уходу в рифтеры, и единственный из семьи Маккензи, с кем она после изредка переписывалась.
Что ж, кузен, возможно, она и оправдается в конце концов, твоя родственная верность.
Она сказала ему эти слова перед самым своим уходом, и сейчас его ответ прозвучал у нее в мозгу с новой силой:
"Если ты это считаешь верностью, ты пока еще не понимаешь значения этого слова".
Лохиэль кивнула, глядя в глаза на экране.
– Теперь я, кажется, поняла, кузен.
2
РИФТ, "ТЕЛВАРНА"
Монтроз потер глаза костяшками пальцев и подавил зевок, угрожавший вывихнуть ему челюсть. Со своего места за пультом Локри он слышал легкий шорох лент келли и ощущал резкий химический запах, в котором уже узнавал келлийский эквивалент зевоты.
Он посмотрел на них и улыбнулся. Келли стояли за навигационным пультом, который занимал Ивард. Дартинус и Атос, склонившись к Портус, связующей тройки, переплели узлом свои головные отростки. Ивард обмяк в кресле с бескостной грацией юности, прислонившись к Портус головой, - его ярко-рыжие волосы представляли разительный контраст с глубокой зеленью ее кожи. Парень крепко спал.
Портус повернула шейный отросток на пару градусов и глянула на Монтроза одним глазом, который у келли, похоже, заменял подмигивание, а после кивнула на Себастьяна Омилова, целиком ушедшего в какую-то сложную задачу у пульта связи.
– Усыпил бы ты его чем-нибудь, пока он всех нас не уморил, - тихо прогудела она Монтрозу.
Омилов этого как будто не заметил, и Монтроз посмотрел на капитана. Вийя почти не проявляла признаков усталости, которую наверняка испытывала, - только под глазами легла темная тень, и чувствовалось напряжение в линии плеча и руки, перебирающей клавиши. Позади совершенно неподвижно стояли эйя, устремив на нее свои многогранные голубые глазищи.
Монтроз оглянулся назад, где несла караул соларх Эмрас шо-Ретвен - эту раскованную позу десантники могли держать часами. Она тоже зевнула и улыбнулась ему, словно извиняясь. Интересно, что поделывает Марим в машинном отделении. Дрыхнет, наверно, настроив коммуникатор на тревожный сигнал.
– Вы уверены, что курс правильный, капитан?
– спросил Омилов.
– Об этом надо спрашивать Иварда.
Монтроз уловил должарианскую жесткость согласных, которая у Вийи служила признаком раздражения. Интересно, слышит ли это гностор и понимает ли, что это означает?