Веренея
Шрифт:
– Ну, спрашивай.
– А чего спрашивать- полушёпотом спросила она. Удивление ещё не покинуло её.
Мужичок, не переставая улыбаться, выудил из кармана хронометр на серебряной цепочке. Щёлкнул кнопочкой и крышка откинулась с мелодичной музыкой. Мужичок показал ей циферблат, серебряные стрелочки показывали начало четвёртого. – Что-то ты, девица, время тянешь. Поторопись, ягодка!– он захлопнул хронометр.
– Но я решительно ничего не понимаю! Что я должна спросить-то?
– А что, тебе спросить нечего?
– Хорошо, тогда начнём с самого начала. Вы кто?
– Чудишь, золотце! Сама знаешь, а спрашиваешь. Домовые мы. – ответил мужичок и деловито огладил свою бороду. – Хозяин, домуша, домовик, домовой, дедушко. Кому как нравится.
И только было хотела Веренея спросить, почему это он о себе во множественном числе говорит, как тут-же осознала, что обстановочка сменилась. Теперь она сидела на лавке за тесовым столом. А напротив неё сидел в резном кресле дедушко, лукаво улыбаясь. По левую руку от него на резной скамье сидела женщина. Седые волосы заплетены в тугую косу.
Глаза удивительно-голубого цвета, пристально смотрели на гостью. Обряжена она была просто, по-домашнему. А позади хозяев, лениво щурясь, лежал огромный чёрный кот. В глубине, на большущей печи, виднелись детишки – мал-мала-меньше.
Глава 4
Веренея провела холодной ладонью по лбу. Видение не исчезло.
– Не слишком много чудес на сегодня?– подала голос молодая девушка, выходя из тёмного угла на свет. – Вы бы на её месте умом повредились, батюшка. Надо же и меру знать.
– Времени у нас мало. – ответил он дочери.– А она крепкая, выдержит.
Во всё время разговора Веренея даже пошевелиться не смела. Странное видение не грозило ничем плохим и она только наблюдала и слушала.
– Ну вот, это моё семейство, – повёл рукою домовой,– прошу любить и жаловать! Меня зовут Тимофей Савич. Супругу мою – Варвара Митрофановна. Эту дочку мою старшую зовут Акулина Тимофеевна. Ну с остальными потом, в процессе. Вообщем – мы Вороновы.
Веренея улыбалась, как блаженная. Всё, что она поняла, так это то, что они её однофамильцы.
– Ты хоть что-нибудь помнишь?– подсела к ней на скамью Акулина и с надеждой глянула в глаза.
– Неет.– всё так-же, в блаженном оцепенении, как под гипнозом, прочирикала Веренея.– А что я должна помнить?
– Ну кто ты, какого роду и племени?– с надеждой в голосе, всё так-же глядя ей в глаза, спрашивала девушка. Веренея не понимала почему этой незнакомке так важно знать ответы на её вопрос, но отчётливо осознавала, что важно это не только ей, но всем при этом присутствующим.
– Я- Веренея Воронова. Во всяком случае так было написано в документах, с которыми меня доставили сначала в больницу, а потом в детский дом.
– Ну а кто твои родители? Где родилась?– глаза Акулины стали грустно-ласковыми.
– Там было сказано, что родилась я в Ленинградской области. Село Пиргора. Но я там ни разу не была.
После этих её слов Акулина метнула выразительный взгляд в сторону отца.
– Поди, детонька, до окошка, – сказал Тимофей Савич.
Веренея поднялась с лавки и на ватных ногах пошагала к окну. Вслед за ней проследовала и Акулина. – Ну, что видишь?
Девушка хотела возмутиться, что в той густой темени за окном, только чёрта увидеть можно, как вдруг картина перед ней преобразилась.
Стоял красный закат. В глубине двора, у низенькой деревянной постройки топтался мужчина. Голова его была не покрыта. А рубаха на нём одета на изнанку. Дверь в избушечку отворилась и из щели показалась женская рука. Мужчина стянул с себя рубаху и кушак и положил всё это в протянутую ладонь. Тут-же дверь затворилась. Теперь мужчина повернулся спиной к уходящему солнцу и начал, воздев руки к небу, что-то шептать. По временам он сплёвывал за спину. Потом кланялся всем четырём сторонам, падал на колени и целовал землю. Вскоре дверь распахнулась и на пороге появилась немолодая женщина в исподней длинной рубахе. А на руках у неё, завёрнутый в овчину ребёнок. И только теперь до Веренеи дошло – это баба разрешилась от бремени в бане, а на пороге – повитуха с младенцем. Вот она передаёт ребёнка отцу и тот радостно поднимает его над головой, показывая его уходящему солнцу.
На плетень вскочил петух и закукарекал весело и громко.
Глава 5
Веренея словно очнулась от сна. За окном непроглядная темень, ни огонька, ни искорки. За локоть её заботливо придерживала Акулина.
Она помогла девушке дойти до скамьи. Веренея покорно села за уже накрытый стол. Избушка была наполнена неярким светом. А на печи, за занавеской посапывали ребятишки. За столом сидели хозяин с хозяйкой,
а две девчонки, на вид подростки, накрывали на стол. Два паренька сидели по правую руку от отца. По левую руку матери усадили Веренею.
За ней пристроилась Акулина. А следом примостились и девчонки. Ужин был простой: картошка отварная, сало, лук, квашенная капуста на брусн – ике, квасок. Ели молча, чинно. На другом конце стола поспевал самовар. Девчонки быстро поменяли блюда на столе, принесли чайные приборы. А парнишки подвинули в центр самовар. И теперь стол украшали несколько сортов варенья, пирожки, плюшки и большой пирог. За чаем хозяева оживились. На лицах появились улыбки.
– Ну что, детонька, что увидела?– поинтересовалась Варвара Митрофановна.
– Ребёнок родился.
– Да это маменька ваша родила. А роды у неё ваша бабушка принимала.– сказала молоденькая девушка, что сидела сразу за Акулиной.
– Цыть! – хлопнула себя по коленке Варвара. – Это Дашутка, наша средняя дочь. Выскочка, всё наровит вперёд паровоза,-теперь тон у неё смягчился.
– Но что правда, то правда – это твоя мать тебе жизнь дала.
– А что потом?
– Вот, то-то и оно, потом! – заговорил Тимофей Савич. – А потом, душа ты моя, случилось страшное – решили в тех местах дорогу строить, а бабушка твоя съезжать-то не захотела. И уговаривали её городские, и пугали, и купить пытались, а она, голубка моя сердешная, ни в какую. Махнули на вашу семью рукой, всё утихло. И в одну из ночей полыхнул наш дом…