Верхний ярус
Шрифт:
Нилай раздает свой первый шедевр, пошаговую безделушку, где ты играешь за монстра из японских фильмов, проедающего себе путь через столицы мира. Ее забирают сотни людей в десятках стран, пусть на скачку и уходит сорок пять минут. И какая разница, если игра поступает со временем так же, как чудовища с Токио? Вторая игра Нилая — о конкистадорах, разоряющих девственную Америку, — становится еще одним свободно скачиваемым хитом. В Юзнете создаются целые группы для обмена стратегиями. Программа генерирует новый, геологически реалистический Новый мир при каждом запуске. Она превращает в непоколебимого Кортеса любого парня, вкалывающего на упаковке в магазине.
Его игры порождают кучи имитаций. Чем больше люди крадут у него, тем лучше себя чувствует Нилай.
Но к восемнадцатому дню рождения Нилая рай начинает отращивать заборы. Бывшие филантропы свободного кода заводят речь об авторском праве и зашибают реальные деньги. У них даже хватает духу основывать частные компании. Нет, конечно, они по-прежнему торгуют вразнос флоппи-дисками в пластиковых пакетах, но уже понятно, куда идут дела. Общинные земли огораживают. Культуру дарения удушат в колыбели.
Нилай разносит предателей на каждой воскресной встрече местного клуба. Он тратит все свое время, воссоздавая самые популярные коммерческие предложения, улучшая их, а затем выпуская клона в общественное достояние. Нарушение авторского права? Возможно. Но каждая собственность, охраняемая авторским правом, покоится на десятках лет бесплатного искусства. Нилай целый год играет в Робин Гуда, вместе со своими весельчаками разбив лагерь в анархическом лесу под массивным дубом, который старше документов на землю, где он растет.
НИЛАЙ МЕСЯЦАМИ РАБОТАЕТ над ролевой космической оперой, которой предназначено стать его самой большой бесплатной игрой. Спрайтовая шестнадцатибитная графика с высоким разрешением, оживающая в шестидесяти четырех великолепных цветах. Он отправляется на охоту за сюрреалистическим бестиарием, его планетам нужны жители. Как-то весенним вечером он сидит в Стэнфордской главной библиотеке, рассматривает обложки палповых НФ-журналов Золотого века и перелистывает страницы Доктора Сьюза. Картинки напоминают своей безумной растительностью дешевые комиксы о Вишну и Кришне из его детства.
Решив передохнуть, он катит по кампусу к Серра-моллу, чтобы посмотреть, чем занимаются в лабораториях. Скоро сумерки, то самое время мягкого совершенства, что придает определенный привкус этому месту девять месяцев в году. Он отправляется к своему рабочему месту в сетевой лабе, воображая, что находится в приключении от первого лица. Парк Овал с его грандиозными пальмовыми арками уходит направо. Слева горы Санта-Круз выглядывают из-за галерей в фальшивом испано-романском стиле. Когда-то, в другой жизни, Нилай ходил по тропам там, наверху, под красными деревьями, вместе с отцом и матерью. За горами, в тридцати минутах езды на подготовленном для инвалидного кресла фургоне, лежит океан. Пляжи и заливы вполне доступны для Нилая. Три месяца назад он даже туда ездил. Друзьям пришлось вынести его на берег и посадить на песок. Нилай сидел и смотрел на волны, наблюдал за ныряющими птицами, слушал их призрачные жалобы. Несколько часов спустя, когда друзья уже накупались, набросались «фрисби» и набегались друг за другом по пляжу, он был единственным, кто не хотел уезжать.
Нилай поворачивает на эстакаду в Мемориальный двор, проезжает мимо «Граждан Кале» Родена, статуй в человеческий рост. Ночь будет длинная, и надо запастись едой, чтобы хватило энергии. Он едет во внутренний двор, к заднему выходу и лучшим торговым автоматам. Думая о межгалактических планах, Нилай чуть не сбивает группу японских туристов, фотографирующих церковь. Извинившись и отъехав назад, он наезжает на пальцы пожилой женщины, впервые выбравшейся заграницу. Она сгибается, омертвев. Нилай выпутывается из затруднительного положения, круто забирает влево и смотрит вверх. Там, в кадке размером с машину, стоит самый умопомрачительный организм, который он когда-либо видел. Это именно то, что он искал для межгалактической оперы. Живая галлюцинация из ближайшей звездной системы с другого конца космической червоточины. Смотрители наверное пронесли ее ночью, под покровом темноты. Или так, или он катался мимо нее каждый вечер, месяцами, но не замечал.
Он подъезжает к дереву и смеется. Ствол походит на огромную перевернутую кухонную спринцовку. Ветки уходят в сторону и топорщатся под нелепейшими углами. Он дотрагивается до коры. Дерево совершенно. Абсурдно. Явно что-то замышляет. На крохотной табличке надпись: BRACHYCHITON RUPESTRIS. КВИНСЛЕНДСКОЕ БУТЫЛОЧНОЕ ДЕРЕВО. Имя не объясняет ровным счетом ничего, а извиняет и того меньше. Это инопланетный захватчик, также, как и Нилай.
Он не может решить, что более невероятно; само дерево или то, что он его раньше не замечал. И тут на краю его зрения начинают мелькать формы. Что-то происходит за его спиной. У Нилая появляется жуткое чувство, что за ним наблюдают. Безмолвный хор в голове поет: «Повернись и посмотри. Развернись и узри!» Он разворачивается на месте. Все неправильно. Весь клуатр изменился. Один гиперпрыжок, и Нилай приземлился в межгалактическом дендрарии. Со всех сторон ему машут яростные зеленые вымыслы. Создания, сотворенные для климата иных миров. Безумцы всех повадок и профилей. Нечто из настолько древних эпох, что по сравнению с ними даже динозавры — новички. Все эти сигналящие разумные существа вбивают его в сиденье. Нилай никогда не принимал наркотики, но наверное сейчас испытывает нечто похожее. Кремовые и желтые плюмажи; пурпурный водопад, который испаряется, прежде чем достигнуть земли. Деревья, похожие на какие-то дикие эксперименты, манят его из восьми больших кадок, каждое — как миниатюрный корабль-ковчег, отправившийся в другую систему.
Нилай катит кресло по двору. Его параплегическое тело напрягается от того, как безмолвный совет мерцает в своем неподвижном круге. Он приближается к очередному сьюзскому чудовищу, столь же чужому, как и первое. Читает надпись на табличке: дерево шелковой нити, из бразильских лесов, которые каждый день сжимаются на сто тысяч акров. Бородавчатые конусы с острыми кончиками покрывают ствол, эти шипы эволюционировали, чтобы отпугивать пасущихся животных, которые вымерли десятки миллионов лет назад.
Нилай катится от кадки к кадке, трогая существ, нюхая их, прислушиваясь к их шелесту. Они прибыли со знойных островов и засушливого буша, из отдаленных долин Центральной Азии, куда только недавно ступила нога человека. Давидия, джакаранда, дазилирион, коричник камфорный, огненное дерево, павловния, караджонг, красная шелковица: неземная жизнь, которая поджидала его в засаде здесь, прямо в университетском дворе, пока он искал ее на отдаленных планетах. Нилай трогает кору и чувствует, как под древесной кожей пульсируют и гудят кишащие узлы клеток, подобно целым планетарным цивилизациям.
Японские туристы уже исчезли, вернулись на свой автобус до Галвеса. Нилай замер в пустом пространстве, как кролик, сбежавший от аллигатора. Он остается один не больше чем на пару секунд. Но в этот промежуток пришельцы-захватчики успевают внедрить в его лимбическую систему одну мысль. Появится игра в миллиарды раз богаче всего, что он до сих пор делал, и в нее одновременно будет играть бессчетное количество людей по всей земле. И именно Нилай принесет ее в этот мир. Он будет лепить свое создание постепенными эволюционными этапами в течение десятилетий. Человек попадет прямо в середину живого, дышащего, клокочущего, анимистского мира, наполненного миллионом разных видов, мира, неимоверно нуждающегося в помощи игрока. А цель игры — понять, что же этот новый и отчаявшийся мир от тебя хочет.