Верхний ярус
Шрифт:
КАК-ТО РАЗ ПАТРИЦИЯ работает на незнакомом участке, распиливая бурелом и очищая отдаленную тропу. Она видит движение в зарослях — а такая игра может быть опасной. Подойдя ближе, Патриция замечает двух исследователей, парочку бродячих ученых из этого разрозненного союза, который каждое лето собираются в хлипких трейлерах, набитых лабораторным оборудованием, на поляне в нескольких милях от ее собственной хижины. Она боится стычек со своим старым племенем. Всегда говорит как можно меньше. А сегодня вообще к ним не подходит, лишь наблюдает. С такого расстояния сквозь деревья двое мужчин кажутся
Пара бродит по кустам, приближаясь к интересующему их месту. Один из мужчин тихо ухает по-совиному, у него выходит идеальное вкрадчивое перевоплощение. Патриция слышала этот звук ночью, хотя не видела, кто его издавал. Такая имитация вполне могла бы ее одурачить. Мужчина снова ухает. Невероятно, но что-то откликается. Возникает дуэт: яркая, дерзкая человеческая приманка, за которой следует сонный, но покладистый ответ от птицы, спрятавшейся на деревьях. Полоса в воздухе, и появляется сова. Птица мудрости и колдовства. Патриция раньше никогда не видела Strix occidentalis вживую. Пятнистая неясыть: вымирающий вид, который ученые предлагают спасти, изолировав старые леса стоимостью в миллиарды долларов, единственное место, где эти птицы могут жить. Мифическое создание располагается на ветке в трех ярдах от своих соблазнителей. Птица и люди смотрят друг на друга. Один вид фотографирует. Другой просто крутит головой и моргает своими огромными глазами. Затем сова улетает, за ней, сделав дальнейшие заметки, уходят и люди, а Патриция Вестерфорд гадает, бодрствует она или спит.
Три недели спустя она оказывается в том же самом месте, дергает инвазивные виды растений. От толстых и пушистых побегов айланта пальцы пахнут кофе и арахисовым маслом. Патриция резво взбирается на горку и снова наталкивается на двух исследователей. Они находятся в паре ярдов вниз по склону, стоят на коленях у упавшего бревна. Патриция не успевает сбежать, они замечают ее и машут руками. Пойманная, она машет в ответ и подходит к ним. Старший сидит на земле и собирает крохотных созданий в склянки для образцов.
— Древесинники? — Обе головы поворачиваются к ней, удивленные. Мертвые бревна: эта тема когда-то ее невероятно привлекала, и сейчас Патриция забывается. — Когда я была студенткой, мой учитель говорил, что упавшие стволы — это только препятствия и пожарная опасность.
Мужчина на земле смотрит на нее:
— Мой говорил также.
— «Уберите их, чтобы улучшить здоровье леса».
— «Сожгите ради безопасности и чистоты. И главное, держите эти бревна подальше от ручьев и рек».
— «Внесите это в лесное право, и пусть мертвое место снова цветет».
Все трое хихикают. Но смех как будто зажимает рану. «Улучшить здоровье леса». Как будто он четыреста миллионов лет ждал, чтобы мы, новички, его исцелили. Наука на службе преднамеренной слепоты: как столько умных людей могли пропустить очевидное? Ведь надо было просто посмотреть, увидеть, что мертвые бревна куда живее живых. Но у чувств никогда нет шансов против силы доктрины.
— Ну, — говорит человек на земле, — теперь-то я перед старым ублюдком не прогнусь!
Патриция улыбается, надежда пробивается сквозь боль, как ветер сквозь дождь.
— Что вы изучаете?
— Грибы, членистоногих, рептилий, амфибий, маленьких млекопитающих, экскременты насекомых, паутины, лежбища, почву… Все, что производит мертвое бревно, а мы можем зафиксировать.
— И сколько вы уже ведете исследование?
Мужчины переглядываются. Молодой передает очередную склянку для образцов.
— Шесть лет.
Шесть лет в области, где большинство проектов не длятся и нескольких месяцев.
— Боже, где вы нашли финансирование на такой срок?
— Мы планируем изучать это конкретное бревно, пока оно окончательно не исчезнет.
Патриция снова смеется, уже не столь сдержанно. Кедровый ствол на влажной лесной подстилке: проект придется заканчивать прапрапраправнукам их студентов. Пока Патриции не было, наука стала совершенно безумной, как она о ней и думала.
Вы исчезнете задолго до того, как пропадет оно.
Старший ученый встает с земли.
— В этом и прелесть изучения леса. Ты умрешь, прежде чем будущее сможет обвинить тебя в том, что ты пропустил очевидное. — Он смотрит на нее так, словно она тоже достойна исследования. — Доктор Вестерфорд?
Патриция моргает, сбитая с толку хуже любой совы. Потом вспоминает, что на груди у нее бирка, которую может прочитать любой. Но «доктор»? Это слово он мог выкопать только из давно похороненного прошлого.
— Извините, — говорит она. — Не помню, чтобы мы встречались.
— Мы и не встречались. Много лет назад я слушал ваше выступление. Лесохозяйственная конференция в Колумбусе. Воздушные сигналы. Я был так впечатлен. Заказал тогда оттиски вашей статьи.
«Это была не я, — хочет сказать Патриция. — Это был кто-то другой. Он умер, и уже давно где-то сгнил».
— Они вас не пожалели.
Она пожимает плечами. Младший ученый сейчас походит на ребенка, попавшего в Смитсоновский институт.
— Я всегда знал, что вас реабилитируют, — ее замешательство говорит ему обо всем. Почему она стоит перед ним в форме лесного рейнджера. — Патриция, меня зовут Генри. Это Джейсон. Приходите к нам на станцию. — Голос у него тихий, но настойчивый, как будто что-то стоит на кону. — Вам будет интересно посмотреть, чем занимается наша группа. Вам будет интересно узнать, на что повлияла ваша работа, пока вас не было.
К КОНЦУ ДЕСЯТИЛЕТИЯ доктор Вестерфорд делает свое самое удивительное открытие: возможно, она любит своих ближних. Не всех, но крепко и с непоколебимой зеленой благодарностью, по крайней мере, это относится к трем дюжинам постоянных работников, которые принимают Патрицию и устраивают для нее дом на исследовательской станции Дрейера, в Экспериментальном лесу Франклина, в Каскадах, где она проводит несколько десятков месяцев подряд, счастливых и продуктивных, она даже представить себе не могла, что такое может быть. Генри Фоллоуз, старший научный сотрудник проекта, выделяет ей грант. От двух других исследовательских групп из Корваллиса она получает зарплату. С деньгами туго, но ей дают заплесневевший трейлер в Луговом научном гетто и доступ к передвижной лаборатории — всём необходимым реагентам и пипеткам. Уборные и общественные душевые — греховная роскошь по сравнению с ее хижиной от Бюро по управлению землями и холодными умываниями губкой на крыльце по ночам. К тому же есть готовая горячая еда в общей столовой, хотя иногда Патриция слишком погружена в работу, ей приходится напоминать о том, что снова пора есть.