Верховная жрица
Шрифт:
– Это вам возмездие за Бумб Фунов, которые не увидят освобожденного Тибета, – пробормотал Римо, садясь в джип и объезжая останки боевых машин, где во всепожирающем пламени мести Гонпо Джигме корчились почерневшие тела танкистов.
Кто бы ни был этот Гонпо Джигме, на своем пути он крушил все и вся.
Глава 32
Старый Тондуп Финтсо ходил по лабиринту дворца Потала, поворачивая большие молитвенные колеса, которые натужно скрипели при каждом обороте.
Светильники на яковом масле горели лишь в его комнате, по всему же дворцу они зажигались только во время посещения достопримечательности туристами.
Кроме самого Тондупа Финтсо, бывшего настоятеля монастыря, павшего до положения простого гида, во всем дворце не осталось ни одной живой души. А опустело здание после прихода китайцев с их репродукторами, пропагандой и машинами на колесах, оскверняющими землю. Неужели они не понимают, что колеса ранят землю и возбуждают гнев богов? Что в один прекрасный день боги потребуют их к ответу? Или им на все наплевать?
Из Поталы были вывезены золотые изваяния Будды, дорогие ковры и гобелены, все, что можно переплавить или использовать для украшения домов коммунистов, которые лишь на словах отвергают приверженность к материальным благам. Только апартаменты далай-ламы остались нетронутыми, здесь на календаре черным был отмечен день, когда он бежал из страны. Дворец ждал его. Однажды он вернется, непременно вернется. А до тех пор ему, Тондупу Финтсо, придется быть музейным гидом, занимаясь бессмысленными делами и влача безрадостное существование.
Он скучал по исполненному таинственного значения пению монахов, которое продолжалось целыми днями, захватывая и большую часть ночи. Скучал про янтарному мерцанию больших медных светилен, наполненных яковым маслом, по чистому белому жертвенному огню, чье святое сияние озаряло все внутренние покои.
Только богато изукрашенные стены напоминали о прежних просвещенных временах. Только запах якового масла и человеческого пота будил в памяти бесчисленные воспоминания.
Тондуп проходил по залам и комнатам, приводя во вращение, колеса, надеясь, что боги внемлют его молитвам. Колеса, казалось, поскрипывали: «Изгоните китайцев. Изгоните китайцев. Возвратите далай-ламу».
Но проходили годы, а далай-лама по-прежнему оставался в Индии. Хорошая страна. Святая страна. Но не его страна. Надежда постепенно увядала в стареющем сердце Тондупа Финтсо, последнего настоятеля Поталы.
Временами он даже готов был принять духовное руководство панчен-ламы, который, хотя и является вассалом Пекина, все же принадлежал к их вере. Но панчен-лама умер в Пекине при невыясненных обстоятельствах. Официально причиной его смерти была названа сердечная недостаточность. Но в эти ужасные дни якобы по той же причине умерли и его родственники, и его советники.
Пекин, очевидно, разочаровался в этом панчен-ламе. Поговаривают, будто у них появился новый панчен-лама, но пройдет много лет, прежде чем он взойдет на Львиный трон. Гораздо больше, чем ему, Тондупу Финтсо, остается жить на этом свете.
Поэтому остается только вращать молитвенные колеса и надеяться на чудо.
Громкий стук во входную дверь с трудом проник в глубь огромного дворца. И все же скрип молитвенных колес не заглушал его полностью. Наверное, китайцы. Только китайцы способны так бесцеремонно молотить в священную дверь, только китайцы с их грубой речью и безбожными требованиями горазды вламываться в такое время ночи.
Скользнув, словно блуждающее привидение, к большой входной красной двери, Тондуп Финтсо распахнул ее.
Зрелище, которое он увидел, ошеломило его, у тибетца даже перехватило дыхание.
Перед ним стоял монгол в остроконечной шапке, какую носят люди его национальности. На плече у него лежало тело, закутанное в шафранно-желтое облачение. Рядом с ним стоял кореец, глубокий старик с карими глазами и живым властным взглядом.
– Отойди, жрец. – Монгол грубо отпихнул тибетца. – Пропусти мастера Синанджу.
Тондуп Финтсо отпрянул. В течение многих поколений ни один мастер Синанджу не ступал на землю Тибета.
– Что вам нужно? Дворец закрыт.
– Убежище, жрец, – ответил мастер Синанджу.
– Вас ищут китайцы?
– Пока еще нет. Но скоро начнут разыскивать.
Тондуп Финтсо молитвенно приложил руки ко лбу.
– Убежище вам предоставлено, – тихо сказал он.
Монгол шлепнул по спине лежавшую у него на широких плечах фигуру и сказал:
– Где ей можно лечь спать?
Вытянув вперед бритую голову, Тондуп Финтсо с любопытством всматривался в черты лица бесчувственной женщины. Он отметил взлохмаченные волосы, окрашенные шафраном, нездоровые бледные щеки.
– Белоглазая? – спросил он, изумленно моргнув.
– Протри глаза, жрец, и отведи нас в самую дальнюю, самую безопасную в этом дворце комнату, – приказал мастер Синанджу.
– Это Потала, и самое безопасное место – покои далай-ламы. Но там запрещено жить всем, кроме далай-ламы.
– Это бунджи-лама, собачье отродье! – пробурчал монгол.
– Бунджи?!
– Быстро!
Тондуп Финтсо поспешно закрыл большую входную дверь и, прихватив с собой светильню, наполненную яковым маслом, повел за собой вновь прибывших. Бунджи-лама! Бунджи-лама здесь! Да, ходили какие-то слухи, но Тондуп Финтсо не придавал им значения, мало ли что болтают на улицах женщины и всякие бездельники. Бунджи! Бунджи он ни в чем не может отказать.
Ни в чем, мысленно повторил он, даже если бунджи принадлежит к секте красных шляп.
Глава 33
Базальтовая тьма тибетской ночи постепенно переходила в кобальтовую, и массивы увенчанных снежными венцами безымянных гор озарялись розово-золотыми лучами восходящего солнца, когда Римо Уильямс одолел очередной подъем и остановился.
Внизу, в зеленой долине, лежал бетонный тибетский город. Пусть и небольшой, город занимал собой всю долину, объехать его было невозможно, только повернуть назад или пойти дальше пешком.