Верховники
Шрифт:
Но и эта записка попала в конюшенное ведомство Бирона и там получила резолюцию.
— Да, Васька-то твой с ума сошёл! — разъяснил фаворит Анне суть татищевского прожекта. — Подумай, что будет, если тысячи русских получат образование? Тебе что, дела верховников мало?! У них был один образованный человек, Дмитрий Голицын, и то какую смуту учинил! А когда появятся тысячи учёных на нашу голову? Я немец, но и мне одного курса наук в Кёнигсбергском университете хватило. Русскому же образование, как это говорят ваши конюхи: что корове седло. Ха, ха, ха! — Бирон растянул толстые губы и игриво хлопнул императрицу, красующуюся в лёгком парижском пеньюаре перед зеркалом, по широкому заду. — Вот так-то, Анхен!
«Ох как умён, лапушка, и как хорошо, что он ныне всегда при мне!» — подумала Анна, но всё же, после часа любви, спросила сонно:
— А что же с Васькой-то делать? Он ведь вконец меня своими прожектами изведёт! Неугомонный...
— Да пускай их себе пишет! Только от двора подале! — хрустнул пальцами Бирон и желчно добавил: — Вот Черкасский и Остерман предлагают его на Урал, заведовать горными заводами послать. Геннин-то совсем стар. К тому же на заводах ремесла и впрямь нужны. Пусть он там и открывает свои академии.
Слово фаворита было для Анны последним словом, и в 1734 году Василий Никитич был назначен начальником всех горных заводов на Урале и в Сибири. Притом ему помимо управления казёнными заводами передавались в надзор и заводы частные.
Путь на Урал был уже знаком Василию Никитичу: ещё при Петре Великом в 1720 году капитан от артиллерии Татищев был направлен сюда Берг-коллегией во главе экспедиции для поиска медных руд. Уже на Урале его назначили начальником всех казённых горных заводов, каким он пребывал до 1722 года, пока не столкнулся с могучими Демидовыми.
Сын Никиты Демидова Акинфий, заправлявший на всех невьянских заводах, подал на Василия Никитича доношения, обвиняя ретивого капитана от артиллерии в том, что тот выставил заставы и не пускает хлеб на его заводы. Татищев извет Акинфия опроверг уже в самом Вышнем суде при Сенате, предъявив указ сибирского генерал-губернатора о выставлении застав против восставших башкирцев. Ни о каком хлебе и речи не шло. Просто активность Василия Никитича на казённых заводах, рост добычи меди и огнеупорного камня на них, стремление Татищева основать завод вблизи демидовских заводов на Исети угрожали монополии Демидовых. Акинфий объявил настоящую войну Горному начальнику: его приказчики нагло увозили руду с государственных рудников, изгоняли из карьеров казённых мастеров, отнимали добытый ими камень. Дошло до того, что старосты демидовских слобод стали перехватывать курьеров, едущих из Берг-коллегии к Татищеву, и перехватывать их бумаги.
Всё это и всплыло на Вышнем суде, и даже высокие покровители Демидовых, Меншиков и генерал-адмирал Апраксин, не смогли их выгородить. Сенат приговорил Демидовых к штрафу в 30 тысяч рублей, полностью оправдав Татищева. Пётр I приговор Сената утвердил, отменив, однако, штраф в казну, но приказав Акинфию выплатить Василию Никитичу 6 тысяч рублей за оболгание честного имени.
— Интересно, каков-то сейчас Акинфий и как отнесётся он к моему нежданному возвращению! — насмешливо размышлял Василий Никитич, сидя в погожее августовское утро на корме широкой устойчивой барки. За бортом уже пенилась тёмная камская вода. На носу слышались весёлые голоса: как и 14 лет назад, Татищев взял с собой молодых горных инженеров и учеников.
— Каков мачтовый лес, какой лес! — восхищался стоявший рядом с Татищевым советник адмиралтейской конторы Андрей Фёдорович Хрущов.
— Э, батенька! Тебе как адмиралтейцу в лесу лишь бы мачты видеть, а я вот думаю, сколько для уральского железа древесного угля потребно. Ведь ныне на Урале помимо одиннадцати казённых мануфактур у одних Демидовых четырнадцать, да и новые промышленники объявились: Воронцовы, Турчаниновы, Осокины! Дымит Урал!
— У Демидовых заводов боле казённых?! — удивился Хрущов.
— Оно так! Хотя преемник мой, Василий Иванович Геннин, и старался, но Акинфий его обогнал. И ежели мы новые руды не найдём и заводы при них не поставим, Бирон все государственные мануфактуры в свою приватную кампанию обратит. На тот предмет в Петербурге уже и комиссия создана! — Василий Никитич фыркнул сердито, но затем, оглядев мужественную фигуру адмиралтейца, рассмеялся: — Ну да и мы ныне не лыком шиты! Кем я был в семьсот двадцатом году? Простой капитан от артиллерии. А сейчас-то и чин генеральский, и команда отборная, да и по инструкции Горного начальника вручён мне надзор как за делами казённых заводов, так и партикулярных. Да и дело-то одно доброе делаем: куём железо для России. Думаю, не будет на сей раз у меня ссоры с Акинфием Демидовым.
Но ссора всё же вышла, не только с Демидовым, но и со Строгановым. Да и другие честные промышленники были недовольны первыми же распоряжениями Татищева об исправлении дорог и починке мостов за счёт заводов.
— Да и к чему нам дороги! — дружно твердили в Екатеринбурге приказчики старого недруга Акинфия Демидова, вызванные в Канцелярию главного правления. — У нас ведь всюду реки. Зимой мы ездим по льду, а летом по воде!
— А весной и осенью сиднем сидите? — удивился Хрущов.
— И сидим, батюшка, сидим, свет мой! — хитро моргал главный демидовский приказчик Степан Егоров. — Сидим, запасы железа копим, а летом его и сплавим.
— Но дороги-то для общей пользы нужны! — горячился адмиралтеец.
— Об общей пользе пусть казна думает, а мы о своей прибыли тщимся! — юлил приказчик.
— А ты вот скажи, сколько за бездорожьем, в беспролазных чащобах, твой хозяин раскольников и беглых людишек скрывает? — не выдержал Татищев. — Молчишь? Ну да нам сие ведомо!
Сам Василий Никитич определял число раскольников и беглых, не плативших государству никаких податей, в три тысячи. Их дешёвый труд определял дешевизну демидовского железа. А руки опытных уральских мастеров — качество изделий со знаменитым соболиным клеймом.
Правда, сразу ссориться с Демидовым на сей раз Василий Никитич не стал, а пригласил его, как и других частных заводчиков, на общее собрание в Екатеринбург. Ко времени съезда Татищев не токмо объехал все казённые заводы, но и свёл знакомство со многими известными уральскими рудознатцами. Они-то и вывели любознательного правителя к столь богатой железом горе на реке Кушва, что Татищев почёл нужным восторженно сообщить о том открытии самой императрице: «Оная гора есть так высока, что кругом видеть с неё вёрст по 100 и более, руды в оной горе не токмо наружной, которая вверх столбами торчит, но кругом в длину более 200 сажен, поперёк на полдень сажен на 60; раскапывали и обрели, что всюду лежит сливное железо одним камнем в глубину; надеюсь, что и во многие годы дна не дойдём». Гору эту Татищев наименовал в честь императрицы Благодать, и Анна открытием такой «Божией благодати» была очень довольна. Но ещё более был обрадован Бирон, и вправду мечтавший прибрать к рукам казённые горные заводы на Урале.