Верховники
Шрифт:
— Сжечь, сжечь все платья, чтобы после меня никто их не носил!
Родственники же Долгоруких уже в царствование матушки императрицы Екатерины II собрались миром и воздвигли церковь Николы Чудотворца в память о невинных страдальцах на Скудельничьем поле.
ГЛАВА 7
Академик Никола Иосиф Делиль был дитя своего века — века Просвещения. Знания — вот подлинная пружина мировой истории, и чем больше накоплено знаний, тем быстрее осуществляется прогресс человечества. Так рассуждали великие Вольтер и Монтескье — так, согласно с ними, мыслил и Никола. Именно поиски знаний оторвали Никола Делиля от мирных астрономических занятий в любезном его сердцу Париже и перенесли на берега Невы. И вот в начале 1740 года перед изумлённым президентом Российской Академии наук, остзейским бароном Корфом предстал, освободившись от множества шуб и тёплых одеял, коими он был укрыт в санях, прославленный французский астроном, предъявил многочисленные рекомендательные письма и просьбу Французской академии всячески способствовать научному предприятию Делиля.
— Дело в том, барон, что в апреле планета Меркурий будет проходить через Солнце и, следовательно, будет освещена и доступна наблюдению. А наилучшее место для наблюдений здесь! — Маленький французик воробышком подскочил к огромной карте Российской империи, висящей в кабинете барона, и ткнул пальчиком, точно клюнул, в устье реки Обь. — Вот почему я в Петербурге, мой барон! С верой в своё предприятие, с немалой надеждой на вашу помощь!
Корф поначалу несколько растерялся перед столь бурным натиском француза, но затем сообразил, что предприятие Делиля сулит немалую европейскую славу и ему, барону Корфу, как попечителю и ревнителю российского просвещения. А коли речь шла о доброй славе в Париже, ни барон Корф, ни его высокий покровитель Бирон не пожалели усилий и столь наглядно представили Анне тот лавровый венок, коим восхищенная Европа венчает её за научные наблюдения в далёкой Сибири, что по неотложному царскому указу, без обычной канцелярской медлительности и волокиты, снаряжена была скорая экспедиция французского академика на дальние сибирские берега.
Для порядка Делиля зачислили на кошт Российской Академии наук, и, хотя казна была пуста после турецкой войны, нужные суммы для наблюдения за Меркурием в лучах Солнца были изысканы, поскольку дело клонилось к научной славе таких российских просветителей, как Анна, Бирон и барон Корф.
И вот уже Никола Делиль снова закутан в шубы (самую тяжёлую подарил герцог Иоганн Бирон), бережно упакованы астрономические снаряды и приборы, и экспедиция мчится по зимнему пути в далёкую Сибирь. В Тобольск успели как раз перед вскрытием рек и дале в Берёзов добирались на дощанике, который бечевой тянула солдатская команда. Французского академика в сём путешествии особливо донимали гигантские сибирские комары и мелкая болотная гнусь, и, дабы отогнать её, на жаровнях жгли горшки с лошадиным помётом, так что дощаник весь был окутан сизым облаком. «На какие жертвы не пойдёшь ради науки!» Делиль нетерпеливо всматривался в высокое сибирское небо, сулившее ему встречу с планетой Меркурием и, кто знает, — возможно, и со звездой Арктура? Наблюдения за Арктуром в этих крайних широтах было маленькой тайной Никола Делиля. Их он собирался провести для собственного вдохновения, поскольку они не значились в планах Французской академии.
Впрочем, и по пути академик не терял времени даром. Посещал остяцкие юрты, изучал жизнь туземных жителей. В записях особо отметил, что жены остяков умело шьют верхнюю одежду из выдровых шкур, и заодно купил такую одежду для своей хорошей парижской знакомой маркизы Лапузен, и та впоследствии целый сезон поражала парижский свет сим экзотическим нарядом. В остяцкой юрте академика поразила чистота постелей из тростниковых рогож, мягкие подушки из птичьих перьев, светильники в ночниках. Дым выходил через специальное отверстие вверху юрты, так что в юрте было чище, чем в иной избе поселянина из Иль-де-Франс, окна в коей были заколочены, поскольку сеньоры брали налог за свет в окошке, а печные трубы отсутствовали, так как имелась специальная пошлина и на оные. Академик особо и одобрительно отметил, что дети у остяков красивы и круглолицы, полные и белые. В одной из юрт ему подарили Мамонтову кость и зубы мамонта, и реликвии те были им бережно спрятаны для отчёта о своей экспедиции.
Дале Берёзова экспедиция, однако, не отправилась, так как за сим городком до Северного Ледовитого океана не было ни одного русского поселения. И хотя до самого удобного места наблюдения за Меркурием оставались ещё сотни вёрст, академик, вконец измученный дорогой и комарами, махнул рукой — остаёмся здесь! За неимением иного казённого места экспедицию разместили в остроге, и отсюда, из берёзовского острога, установив свои приборы близ Меншиковой церкви, академик Никола Делиль в апреле 1740 года наблюдал прохождение Меркурия через солнечные лучи. То был лишь миг, но сколь сладок был сей миг для учёного мужа! Под ногами учёных людей всё время вертелся паренёк, и Никола Делиль, любивший детей, позвал к себе любопытного мальчугана и спросил через толмача:
— Хочешь ли посмотреть на звезду Арктура?
Каково же было его удивление, когда мальчик бойко ответил по-французски:
— Да, монсеньор, хочу!
Так выяснилось, что в острожной темнице за крепким караулом сидит его мать, несчастная княгиня Наталья Долгорукая [89] , урождённая Шереметева. Его же, Мишку, под стражей не держат, потому как мал. «Бедный мальчик! — Экспансивный француз схватил Мишутку и усадил на колени. — Бедное дитя, попавшее в водоворот политических бурь!»
89
Наталья Борисовна Долгорукая в 1758 г. постриглась в Киеве во Фроловском женском монастыре. Там в 1767 г. она написала «Своеручные записки» — замечательный памятник эпохе и русской женщине, — в которых рассказала о страданиях и лишениях, выпавших на её долю, о своей высокой и верной любви. Н. Б. Долгорукой посвятили свои произведения русские поэты К. Ф. Рылеев («Наталья Долгорукова», 1823) и И. И. Козлов («Княгиня Наталья Борисовна Долгорукова», 1824—1827).
Вечером он разрешил Мишке заглянуть в самый большой телескоп, наведённый на дальнюю звезду Арктура. Мишка ахнул, поражённый яркостью звёзд и множеством миров. Он отпрянул от телескопа и прошептал:
— Непонятно-то как всё!
Делиль взъерошил ему волосы и рассмеялся:
— Мне и самому непонятно всё, малыш!
На следующий день Делиль возмущённо выговаривал местному воеводе Фёдору Шульгину: как можно держать благородную женщину с малым дитём в темнице?!
— В самом деле, как можно? — повторял за Делилем Федька Шульгин, потрясённый тем, что с переводом из гвардии он не забыл ещё полностью сладкоголосое французское наречие.
— За что вы держите под караулом женщину, мать двоих сыновей? — возмущался тем временем Делиль.
«В самом деле, за что?» — подумал Федька. Она кричала тогда на пристани, когда увозили Ваньку Долгорукого, и он посадил её для острастки... А затем? Затем забыл освободить за водкой и множеством дел. Ныне же можно перевести и на вольное поселение, — зачем дразнить учёных людей, кто их знает, что они против него, Фёдора Шульгина, скажут там, в Петербурге?
Так по просьбе академика Делиля Наталья Долгорукая была освобождена из-под стражи. И только теперь она узнала о страшной казни, свершённой над её мужем, князем Иваном, под валами древнего Новгорода, и о казни другого человека, который так безответно любил её все эти годы. Пристав Василий Петров был обезглавлен в Шлиссельбурге в конце того же страшного 1739 года. Встретила Наталья и Матрёну Поликарповну, жену воеводы Бобровского. Та заплакала, обняла Наташу. Воеводиха собиралась в Оренбург, куда вместе с Овцыным сослан был простым солдатом бывший воевода Бобровский.
Академик Делиль покидал Берёзов, совершенно довольный результатами своих астрономических наблюдений. Звезда Арктура оказалась именно на том месте, которое он математически вычислил ещё на берегах Сены. Математическая метода снова подтвердила свою правильность, и Делиль с удовольствием представлял, как он сообщит об этом своему старому парижскому знакомцу господину Вольтеру, который в имении своей подруги также занимался в те годы физическими и астрономическими опытами.
Наталья с Мишуткой пришла благодарить Делиля за своё освобождение из-под стражи. При виде Долгорукой Делиль поразился: столь молодое лицо и совершенно седые волосы.
— Я склоняюсь перед вашим горем, мадам! — только и мог сказать почтенный академик, глядя в огромные от теней печальные глаза Натали.
Мишутка провожал Делиля до самого судна. У сходней Никола Делиль поднял Мишутку, бережно поцеловал в лоб:
— Помните, мой маленький друг, что разум дан человеку для того, чтобы понять этот мир, а не для того, чтобы калечить человеческие жизни! — И в тот миг Делиль показался Мишутке человеком с той далёкой звезды Арктура, которую узрел он в телескоп.