Верховный суд СССР

Коллектив авторов

В постановлении от 25 февраля 1967 г. следует прежде всего отметить общее положение о связи культуры судебных процессов с соблюдением законности: «Культура судебной деятельности неразрывно связана с точным и неуклонным соблюдением социалистической законности и является показателем политической зрелости и деловой квалификации судебных работников, свидетельствует о правильном понимании ими своего служебного долга»²³⁹. И далее: «Надлежит иметь в виду, что культура судебного процесса требует неуклонного и точного соблюдения материального и процессуального законов и безупречного поведения всех участников процесса. Судьи, в особенности председательствующие в судебном заседании, в силу закона в первую очередь несут ответственность за выполнение установленных законодательством правил судебного разбирательства

дел и должны быть примером их выполнения»²⁴⁰.

Особое значение имеют содержащиеся в постановлении Пленума указания на недопустимость предвзятости судей и неравного их отношения к участникам процесса. В постановлении сказано: «Не изжиты случаи, когда некоторые судьи в ходе судебного заседания высказывают свое мнение по существу дела или исследуемых доказательств до решения этих вопросов в совещательной комнате...»²⁴¹.

Во многих решениях Пленума и коллегий Верховного Суда СССР давно уже твердо проводится положение, согласно которому существенным нарушением закона является отклонение судом ходатайства по мотивам, которые предрешают вывод суда о виновности подсудимого, например если суд отклоняет ходатайство защитника о вызове свидетелей для установления обстоятельств, оправдывающих подсудимого, по тем мотивам, что показаниями уже допрошенных свидетелей виновность подсудимого доказана. Верховный Суд считает это грубым нарушением закона, так как вопрос о том, доказана или не доказана виновность подсудимого, может быть решен только приговором суда²⁴².

Это положение сформулировано в постановлении Пленума от 25 февраля 1967 г. в плане, так сказать, процессуальном: судьи не вправе высказывать свое мнение по существу дела в ходе судебного разбирательства. Но смысл данного указания лежит глубже, в плане этическом: в ходе судебного разбирательства судьи не должны внутренне, в своем сознании связывать себя какими-либо мнениями по существу дела, они должны избегать даже для себя делать какие-либо выводы относительно доказанности или недоказанности исследуемых фактов, пока все доказательства не будут проверены с исчерпывающей полнотой, пока судьи в совещательной комнате не приступят к решению по своему свободному внутреннему убеждению вопросов о виновности и степени ответственности подсудимого.

Есть все основания вспомнить замечательные слова М. И. Калинина, произнесенные им в 1924 году: «Я скажу, что судья иначе работает, чем следователь и прокуратура, которые изыскивают все мотивы и доказательства преступления, которое совершено, — судья не может на основании только этих данных и доказательств прокуратуры решать вопрос; он должен выслушать и адвоката, но после того, как он всех выслушает, у него должна быть мысль свободна»²⁴³.

В рассматриваемом постановлении Пленума содержится и другое положение, тоже и процессуального и этического характера — недопустимость проявления судом неравного отношения к участникам процесса и возбуждаемым ими ходатайствам²⁴⁴.

В постановлении прямо не сказано, каково это неравное, неодинаковое отношение суда, но из содержания, смысла данного постановления, а также ранее нами рассмотренного постановления Пленума от 18 марта 1963 г. «О строгом соблюдении законов при рассмотрении судами уголовных дел» и из многих решений Верховного Суда СССР по конкретным уголовным делам совершенно несомненно, что речь идет о проявлении судьями односторонне обвинительного подхода, о благоприятствовании обвинению в ущерб защите, об ущемлении прав и ограничении возможностей защиты.

Судьи должны быть беспристрастны, непредвзяты, они не должны становиться на сторону того или иного участника процесса в ходе судебного разбирательства. По закону участники процесса равноправны, они имеют не только равные права для отстаивания своих утверждений и оспаривания чужих утверждений, но и равные права на равное отношение суда к ним в процессе судебного разбирательства. И это требование равного, одинакового отношения суда к сторонам есть требование высокого этического значения.

Рассмотренные выше постановления Пленума о приговоре и кассации в основном сохранили силу и после кодификации уголовно-процессуального законодательства 1959-1961 гг.; к концу 60-х годов возникла необходимость их пересмотра в соответствии с новым законодательством и опытом практической судебной деятельности.

В постановлении «О судебном приговоре» от 30 июня 1969 г. подчеркнуто содержащееся в ст. 43 Основ положение, что обвинительный приговор не может быть основан на предположениях. Из этого делается вывод: «...судам надлежит исходить из того, что обвинительный приговор должен быть постановлен на достоверных доказательствах, когда по делу исследованы все возникшие версии, а имеющиеся противоречия выяснены и оценены»²⁴⁵.

Вслед за этим и в неразрывной связи с этим Пленум устанавливает положение: «Все сомнения в отношении доказанности обвинения, если их не представляется возможным устранить, толкуются епользу подсудимого»²⁴⁶. Это последнее положение составляет компонент презумпции невиновности. Оно не выражено в законе в виде отдельной формулы, но оно коренится в содержании ряда норм Основ и УПК союзных республик, оно давно укоренилось в нашей уголовно-процессуальной науке и проводится на практике. Но как общеобязательное для судов правило его сформулировал именно Пленум Верховного Суда СССР. Этим еще раз подвергнута осуждению ненаучная, ошибочная и вредная точка зрения, согласно которой в основе обвинительного приговора может лежать вероятность виновности подсудимого. Обвиняемому могут быть вменены в вину только такие факты, которые являются вполне достоверными и несомненными: все то, что в какой-либо мере сомнительно, только вероятно, но не достоверно, из обвинения исключается.

Согласно ст. 43 Основ приговор может базироваться только на тех доказательствах, которые были рассмотрены в судебном заседании. Развивая это положение, Пленум разъяснил, что показания подсудимого, потерпевшего и свидетелей, данные на дознании или предварительном следствии, могут быть оглашены только в случаях, когда это допускается законом. Перечень таких случаев (ст.ст. 281 и 286 УПК РСФСР) является исчерпывающим — ни в каких других случаях оглашение в суде ранее данных показаний не допускается. Относительно воспроизведения на судебном следствии звукозаписи показаний в постановлении Пленума указано, что оно допускается только в случаях, названных в ст. ст. 281, 286 УПК РСФСР. Это указание Пленума тем более важно, что на страницах юридической печати неоднократно высказываются жалобы на редкость воспроизведения в суде звукозаписи показаний и отстаивается мнение о том, что, если при расследовании дела была произведена звукозапись показаний, она всегда может и должна быть воспроизведена на суде без всяких ограничений. Пленум ясно указывает на неправильность этого мнения. Относительно самих оглашаемых показаний в постановлении указано, что «фактические данные, содержащиеся в этих показаниях, а также другие доказательства могут быть положены в основу выводов и решений по делу только после их проверки, всестороннего исследования и подтверждения в судебном заседании»²⁴⁷.

При правильном понимании и применении этого положения решительно осуждается и отвергается такой подход, как придание преимущественного значения показаниям на предварительном следствии перед показаниями на суде. Это положение Пленум конкретизирует применительно к показаниям подсудимого: «В случае изменения подсудимым своих показаний, данных им в процессе предварительного следствия или дознания, суд должен тщательно проверить те и другие его показания, выяснить причины изменения показаний и в результате их тщательного исследования в совокупности с другими доказательствами, собранными по делу, дать им надлежащую оценку»²⁴⁸.

Это значит, что, если обвиняемый на предварительном следствии сознался, а на суде от сознания отказался, нет никакой «презумпции» правильности прежнего сознания и ложности последующего отрицания. Нужно проверить при помощи других доказательств в равной степени, с одинаковой тщательностью и непредвзятостью, и сознание и отрицание и положить в основу приговора то, что по существу окажется правильным, соответствующим действительности. Поэтому решительно должно быть отвергнуто, как неправильное и незаконное, обоснование приговора признанием обвиняемого, от которого последний на суде отказался, только потому, что он не смог убедительно объяснить причину изменения своих показаний и доказать неправильность прежнего признания.