Верить в себя
Шрифт:
Понемногу к ней возвращались и другие воспоминания, хотя они были весьма скудными и не имели большого значения. Хлев на отцовской ферме и коров, которых она доила, Кэрол видела перед собой так ясно, словно это было вчера. Так же отчетливо она слышала и отцовский смех, но Кэрол никак не могла припомнить, его лицо. Знакомство с Майклом Алпельзоном по-прежнему оставалось для нее белым пятном — о нем Кэрол знала только то, что услышала от самого Майкла, зато она вспомнила кинопробы в Лос-Анджелесе и съемки в своем первом фильме. Встреча с Джейсоном совершенно изгладилась из ее памяти, но свадьбу и квартиру в Нью-Йорке, где они впоследствии поселились, она помнила хорошо. Рождение Энтони вспоминалось ей довольно смутно; о том, как она дала жизнь Хлое, о сыгранных в кино ролях и о выигранных «Оскаpax» Кэрол не помнила вообще ничего.
Увы, ее память не сохранила никаких подробностей и о жизни с Шоном. Да и найденные фрагменты прошлого располагались в голове Кэрол вне хронологической и логической последовательности, словно вырезанные из фильма эпизоды на полу монтажной. Перед ее мысленным взором то и дело возникали чьи-то смутно знакомые лица, в ушах звучали имена и названия населенных пунктов; порой Кэрол вспоминала далее целые сцены,
Как бы там ни было, полицейские были поражены количеством подробностей, которые удалось вспомнить Кэрол. Они особенно и не рассчитывали на ее показания, так как врачи сказали, что Кэрол еще не вое становилась полностью после комы и потери памяти На деле же она рассказала полиции даже больше, чем другие выжившие жертвы теракта. Кто-то из застрявших в тоннеле людей в момент взрыва слушал радио, кто-то разговаривал по мобильному телефону или болтал со спутником; кто-то был ранен или слишком потрясен происшедшим, чтобы вспомнить что-то конкретное Полицейские следователи из специального контртеррористического подразделения допрашивали свидетелей на протяжении недель, но так и не получили практически никаких полезных сведений. Только Кэрол сумела дать им более или менее подробное описание последних минут перед взрывом, и за это полицейские были ей очень благодарны. Их благодарность выразилась, в частности, в том, что присланных Мэтью сотрудников детективного агентства сменили у дверей ее палаты два человека из Республиканского отряда безопасности, одетые в синюю форму и высокие ботинки. Оба были вооружены автоматами и выглядели очень внушительно. Республиканский отряд безопасности был одной из самых уважаемых во Франции специальных служб — он использовался для разгона мятежей, борьбы с террористами и отличался высокой боевой выучкой. Сам факт их появления в коридоре больницы свидетельствовал о том, какое значение придают в полиции показаниям Кэрол.
Один из посетивших Кэрол следователей сказал, что у полиции нет оснований полагать, будто кто-то из террористов попытается совершить еще одно покушение на ее жизнь. Вероятность того, что все они погибли во время взрыва, была высока. Исключением был юный араб, который в последнюю минуту обратился в бегство. Полиция, однако, считала Кэрол слишком важным, и главное — самым известным свидетелем, поэтому считала необходимым обеспечить ее охрану. Пока оставался хоть малейший шанс, что кто-то из террористов уцелел, Кэрол могла грозить опасность, так как, помимо вполне определенной выгоды от ликвидации свидетеля, убийство знаменитости мирового масштаба могло принести фанатикам немалый бонус в виде внимания общественности к целям и задачам исламистского движения. Полиция и спецслужбы Франции не могли допустить, чтобы знаменитая актриса погибла от рук террористов на территории их страны, поэтому они готовы были обеспечивать ее безопасность до тех пор, пока она не покинет пределы Франции. А поскольку она была американской подданной, парижская полиция связалась с ФБР и попросила коллег организовать охрану и наблюдение за ее домом в течение нескольких месяцев, особенно после того, как Кэрол вернется на родину.
Все это и успокаивало, и пугало Кэрол. Путешествие в Париж и без того дорого ей обошлось, и единственное, что она сейчас хотела, было восстановить память, выписаться из больницы, вернуться домой и снова жить своей обычной жизнью. И еще — Кэрол по-прежнему надеялась написать свою книгу. Все, что касалось ее жизни, ее настоящего и прошлого, казалось ей теперь еще более значительным и важным, и Кэрол не терпелось запечатлеть это на бумаге.
Полицейские еще продолжали допрос, когда в больницу приехал Мэтью. Кивнув Кэрол в знак приветствия, он встал у окна, однако она заметила, что Мэтью очень внимательно слушает, что она говорит и какие вопросы задают ей следователи. Вчерашнее покушение не на шутку его обеспокоило, поэтому вечером он сделал несколько звонков руководителям соответствующих подразделений и специальных служб, которые занимались расследованием теракта. Утром Мэтью позвонил также шефу специального подразделения без опасности и министру внутренних дел и попросил уделить максимум
Слушая четкие и подробные ответы Кэрол, Мэтью поражался тому, как много она запомнила. Действительно, в разговоре со следователями она приводила множество деталей, на которые поначалу не обратила внимания, но которые оказались запечатлены в ее памяти словно на киноленте. При обычных условиях эти детали можно было бы восстановить только под гипнозом, однако в данном случае прибегать к этому нестандартному и не слишком эффективному методу дознания не было необходимости. Под воздействием стресса мозг Кэрол включил все резервы, и она оказалась способна вспомнить такие мелочи, как число пуговиц на куртке водителя такси и номерной знак пикапа, в котором предположительно находилось второе взрывное устройство.
Кэрол присутствие Мэтью больше не стесняло. Напротив, она была рада его видеть. Лишь поначалу каждый его приход вызывал у нее безотчетную тревогу, но сейчас все изменилось. Кэрол понимала, в чем тут дело — раньше она не знала, кто он такой, но чувствовала, что этот человек сыграл в ее жизни важную роль. Теперь ей было известно о нем многое, и с каждым днем Кэрол вспоминала все больше подробностей об их совместной жизни. Порой ей казалось, что Мэтью она, помнит даже лучше, чем Шона, хотя, с тех пор как они расстались, прошло пятнадцать лет.
Теперь она часто перебирала в памяти самые яркие моменты их совместной жизни, их любви, которые подобно вершинам подводных рифов выступали над темными водами забвения. Но, кроме этого, вспоминались и другие эпизоды и подробности: солнечные дни, жаркие ночи, его страсть и нежность, ее отчаяние, их бурные ссоры и сладостные моменты примирения. Теперь Кэрол могла чуть ли ни слово в слово воспроизвести все разговоры, которые они вели во время путешествия на яхте, все его доводы и отговорки, которыми Мэтью маскировал свое нежелание развестись с женой. Она помнила его безутешную скорбь, в которую он погрузился после гибели дочери, помнила, как они оба горевали о своем неродившемся ребенке. Эти воспоминания захлестывали Кэрол словно приливная волна. И сейчас сердце ее сжималось при воспоминании о предательстве Мэтью и о том, как она покидала Париж, где, как ей когда-то казалось, сбылась ее мечта. Но Кэрол сумела свыкнуться с тем, что в ее жизни больше нет места для Мэтью, и тем более невероятным стало для нее его появление спустя столько лет. Нет, она не избегала его, и все же мужественное, теперь даже мрачное лицо Мэтью рождало в ее душе смутную тревогу, причину которой она сначала не могла понять. Но после рассказа Мэтью она поняла причину: перед ней был другой человек, у этого мужчины было другое лицо — уставшее, скорбное, печальное. И дело тут было не только в возрасте-Мэтью. На протяжении пятнадцати лет Мэтью носил в себе свою боль, он и ждал возможности попросить у нее прощения за причиненные страдания, и не верил в то, что судьба предоставит ему такой шанс. Но это произошло.
Когда полицейские ушли, Кэрол с облегчением не ревела дух. Она чувствовала себя совершенно измученной. Мэтью, не говоря ни слова, заварил чай и, сев на стул у изголовья ее кровати, протянул ей чашку. Благодарно улыбнувшись, Кэрол поднесла чашку к губам, но руки у нее так сильно дрожали, что чай чуть не выплеснулся на одеяло. Мэтью помог ей, придержав чашку, и Кэрол сумела сделать несколько глотков.
Сиделка еще не вернулась в палату. Судя по доносящимся сквозь неплотно прикрытую дверь звукам, она болтала с охранниками. Кэрол слышала, что администрация Ля Питье пыталась возражать против того, чтобы в больнице находилась вооруженная охрана, однако полиция считала, что безопасность Кэрол гораздо важнее репутации больницы. В итоге больничному начальству пришлось смириться со столь вопиющим нарушением общепринятых правил. Сама Кэрол терпеть не могла причинять неудобства кому бы то ни было, однако, увидев новых охранников собственными глазами, она не могла не признать, что выглядят они весьма внушительно. Правда, в больничной обстановке их черные автоматы и синяя с красными шевронами форма выглядели по меньшей мере неуместно, все же на душе у Кэрол стало намного спокойнее.
— Ну как ты сегодня? — спросил Мэтью, когда Кэрол с его помощью сделала еще несколько глотков чая. Ее руки по-прежнему дрожали, но лицо было спокойным.
— Просто немного устала, — ответила Кэрол. Утро было беспокойным, но вчерашние события были куда страшнее. Кэрол знала, что никогда теперь не забыть ей день, когда перед ее глазами возник этот безумный парень с ножом. Стоило ей увидеть его глаза, и она поняла с абсолютной ясностью, что через несколько секунд умрет. Ничего подобного Кэрол не испытывала, даже когда взрывная волна подняла ее в воздух и швырнула к стене тоннеля. Тогда она просто не успела осознать, что с ней произошло, не успела испугаться. Тот взрыв представлялся ей чем-то вроде стихийного бедствия — урагана или извержения вулкана, которое угрожает сразу всем и никому в отдельности. Но вчера все было совершенно иначе. Не темные силы стихии, а вполне конкретный человек пришел, чтобы отнять жизнь у нее, и это казалось Кэрол непостижимым и пугающим. Трудно сохранять хладнокровие, когда знаешь, что смерть грозит лично тебе и что есть люди, которые в этом заинтересованы. При мысли об этом Кэрол снова начинало трясти. Но теперь рядом был Мэтью. Стоило ей взглянуть на его уже не чужое лицо, как у нее сразу становилось спокойнее на душе. Теперь она знала, что это жесткое, аскетическое лицо может быть другим — нежным, добрым, родным. Но чувства Мэтью в большинстве случаев выражались не в словах, а в делах. Вот только самого главного дела Мэтью так и не сумел довести до конца, хотя в его глазах ей и сейчас мерещился отсвет глубокого и искреннего чувства. Кэрол только не знала, был ли это отсвет горько-сладких воспоминаний или его любовь к ней так и не остыла до конца. Выяснять это Кэрол и не собиралась, она не хотела бередить старые раны и открывать двери, которые — для нее, во всяком случае, — закрылись навсегда. Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, подумала Кэрол. Так будет лучше и для него, и для нее.