Вернадский
Шрифт:
Тот, кто читал книгу, вряд ли забудет, а тот, кто впервые ее откроет, будет удивлен первыми чеканными строками о Земле, которая видна из дали космических просторов.
Сегодня этот вид никого не удивляет, мы видим свою планету на тысячах снимков, ежедневно в телевизионных прогнозах погоды. В фильмах о посадках на Луну можно увидеть потрясающие кадры восхода Земли над лунным горизонтом — огромный бело-голубой шар на черном фоне неба.
Задолго до полетов и снимков Вернадский силой внутреннего зрения и воображения увидел и описал, как выглядит Земля из Космоса, и эта картина совпала с реальной. Он сказал, что мы увидим не земной голый шар, а поверхность биосферы: изумруд океанов, голубизну атмосферы и белизну облаков.
Все понимали, что Земля отличается от других небесных тел, но не умели до «Биосферы» выражать это в точных научных
Книга состоит из двух очерков. В первом, называемом «Биосфера в космосе», даются определения и описания живого вещества в биосфере. Оно представлено здесь не просто как разнообразный живой покров планеты, а как система, согласованная в своих частях. Описываются закономерности, по которым она функционирует, в том числе и те формулы размножения организмов, которые найдены ученым в отчете фонду Розенталя.
Во втором очерке «Область жизни» раскрывается геологический смысл биосферы: пределы жизни, границы биосферы, а также роль разных отделов живого вещества: на суше, в море, значение сгущений жизни.
Рецензент в журнале «Природа» уловил ту главную мысль, которой не только удивится каждый геолог, но и «вознегодует», как подозревал автор. Обыденное представление о живом мире Земли как вторичном порождении природы переворачивалось на 180 градусов. Живые организмы, оказывается, составляют единую, слаженную и согласованную до тончайших взаимодействий систему с неживой частью биосферы. Живое вещество является источником образования большинства геологических пород Земли. То есть ровно наоборот, нежели думали большинство геологов.
Несмотря на небольшой объем, книга заложила фундамент громадного отдела знания. На ней выстроено сегодня множество наук.
Как и всякое большое открытие, описание биосферы не закрывает тему, а вводит в новый грандиозный мир закономерностей существования самой жизни, к которой и мы частью своей относимся. Вот почему она любопытна любому образованному человеку, особенно тому, кто интересуется природой. Недаром она с восторгом была воспринята литераторами. Горький писал Пришвину о его книге «Женьшень»: «Земля более наша, чем привыкли мы о ней думать. Замечательный русский ученый Вернадский талантливо и твердо устанавливает новую гипотезу, доказывая, что плодородная почва на каменной и металлической планете нашей создана из элементов органических, из живого вещества. Это вещество на протяжении неисчислимого времени разъедало и разрушало твердую и бесплодную поверхность планеты. <…> Кислород — продукт жизнедеятельности растений. Плодородная почва, из которой мы добываем хлеб, образована неисчислимым количеством плоти насекомых, птиц, животных, листвой деревьев и лепестками цветов. Миллиарды людей удобрили землю своею плотью — поистине, это наша земля»25.
Может быть, эти строки, опубликованные в 1937 году, вспомнились Анне Ахматовой во время войны, когда она писала:
Но ложимся в нее И становимся ею, Потому и зовем так свободно — Своею.Конечно, писатели
«Биосфера» принадлежит к книгам, которые существуют как бы от века. Именно это слово чаще всего ассоциируют с Вернадским, даже не зная никаких других его трудов. Она играет такую же роль, как «Происхождение видов» Дарвина, которая недаром всплыла в крымском видении. Наверное, понимая ее значение, Вернадский для облегчения работы с «Биосферой» разбил ее на параграфы — их 160. Он предвидел, что ее будут обильно цитировать, и тем самым предложил нам ссылаться на номер параграфа, а не на страницы изданий, число которых все растет [12] 26.
12
К сегодняшнему дню «Биосфера», кроме неоднократных изданий на русском языке, издана два раза на французском (1929,1997), на сербохорватском (1960), на испанском (1997), на итальянском (1993), дважды на английских языках (1987, 1998). Последнее американское издание полностью аннотировано, то есть приведено к современному уровню знаний о Земле, и тем самым идея биосферы получает уже не историческое, а самое непосредственное научное и мировоззренческое значение. Книга представляет собой мировой проект: предисловие к ней подписано четырнадцатью учеными из тринадцати стран.
В Ветхом Завете есть притча об Иове, благополучном и благочестивом человеке. Однажды Бог подверг его жестокому испытанию. Тот потерял свои богатства, дом, родных и близких, принужден скитаться, голодный, больной и несчастный. И на самом дне унижений и страданий он вдруг осознал неслучайность происходящего, высшую волю и грандиозность замысла Господня. За то был вознагражден. Как Иов, Вернадский тоже потерял свои звания, должности, привилегии и имения, не такие уж значительные, но избавлявшие от унизительной заботы о куске хлеба. Вдруг он оказался и в прямом и в переносном смысле на краю гибели. И вот именно тогда, а не раньше, ему вдруг открылся подлинный смысл его существования, его неслучайность в системе природы. Посреди неимоверного кружения человеческих единиц он открыл в глубине себя опору — Вечного Духа, слагавшегося из его и других искателей истины сознаний.
Заграничные 45 месяцев стали вознаграждением, данным ему для завершения жизненной работы, для оформления идей, приходивших в самое неподходящее время, наспех занесенных на клочки бумаги, без лабораторий и без научного обсуждения своих открытий.
Он сполна использовал их. Главный результат — две книги. Они издаются до сих пор. И значит, требуются пока в той неповторимой личностной форме, в какой были созданы, несмотря на то, что множество их положений вошло в учебники.
Вернадский уезжал завершать свою жизненную программу, как-никак за плечами 63 года. Но возвращался, не завершив ее, а открыв новые перспективы. Мысль о вечности жизни только начинала приносить плоды, содержала множество тайн. Зерно мировоззрения все еще прорастало. «В сущности, та бесконечность и беспредельность, которую мы чувствуем вокруг в природе, находится и в нас самих, — писал он в дневнике летом 1925 года. — В каждом нашем дне или часе даже, если бы мы попробовали донести словами, что мы испытываем, мыслим, строим образами и ликами впечатлений. <…>
“Час” жизни — как мало времени и как бесконечно много содержания»27.
Как передать, записать, преодолеть трудности выражения целого, невыразимого впечатления? Ему часто вспоминался тютчевский образ: «Мысль изреченная есть ложь».
Он не обольщался уже достигнутым. Впереди новый путь.
А пока земные пути лежали в город, за время его отсутствия ставший из Петрограда Ленинградом.
Поезд прибыл туманным ранним мартовским утром. Вернадских радостно встречала целая делегация: Ферсман, Ревуцкая, еще несколько человек. Все гурьбой отправились на Васильевский остров, слава богу, еще не переименованный, где в уютной квартире верная Прасковья Кирилловна уже готовила завтрак и чай.