Верная возможность
Шрифт:
Вскочив, я оказался нос к носу с блондинкой. На лице у нее застыло выражение ужаса. Надо было срочно бежать, но я не удержался от соблазна. Схватившись рукой за вырез ее зеленого платья, я резко рванул его вниз и на себя. С громким треском платье порвалось и шикарные груди выскочили на волю.
– Коза вонючая!
– на моем лице появилось некоторое подобие улыбки, которого она наверняка не увидела, так как в этот момент я уже мчался вверх по лестнице. Хотя, конечно, груди стоили того, чтобы задержаться и посмотреть на них подольше. Может быть, даже не только посмотреть.
Поэтому, оказавшись
Ближайший ко мне выход из здания вокзала вел на перрон. Я рванулся туда, маневрируя между людьми, собравшимися в зале ожидания. Я рассчитывал на то, что в такой толчее - вскоре прибывал поезд на Москву, - стрелять не будут. Так оно и оказалось.
Выскочив на перрон, я окинул его взглядом. По ближайшему ко мне пути медленно катил маневровый тепловоз. Я метнулся к нему и вскочил на заднюю подножку, уцепившись за перила, благо располагалось все это достаточно низко.
У таких тепловозов кабина находится сзади, там же и дверь в нее. Я поднялся на площадку и вбежал к машинистам.
– Гони!
– громко заорал я, как только оказался в кабине.
Машинист и его помощник с удивлением посмотрели на меня. Рука машиниста лежала на рычаге управления - нечто подобное есть и в трамваях, - горизонтальное полукольцо, по которому ходит ручка. Все это хитрое сооружение называется мудреным словом, которое я в тот момент почему-то забыл. Но это совсем не помешало мне отшвырнуть машиниста в сторону, так что он упал на пол кабины, и рвануть рукоятку. Тепловоз застонал, дернулся и стал резко набирать ход. Я свирепо посмотрел в сторону помощника, сидевшего с другой стороны кабины.
– Шевельнешься - убью! На пол!
Он выполнил мой приказ, даже не попытавшись хоть что-нибудь предпринять.
– Я - страшный спецназовец - гроза женщин и мужчин, - решил я тем не менее подкрепить свой новый имидж. Авось, ребята читают газеты.
– Эй, туда нельзя, - неуверенно произнес машинист, не поднимаясь с пола.
– Стрелку взрежем.
– Ух, сколько животов я взрезал, - свирепо ответствовал я.
– Лежи, гад, а не то и тебе это устрою.
– Как знаете, но там красный, - испуганно отреагировал он.
– А дальше смоленский идет. У нас автоматики нет. Лобовое будет.
Лобовое меня не устраивало. Я перевел ручку в обратное положение и стал нашаривать ногой педаль тормоза. И опять ее там не оказалось - уже второй раз на дню я ухитрялся совершать прогулку на экипаже со столь недружелюбным принципом управления.
Внимательно посмотрев вокруг, тормоз я все-таки обнаружил - в обличии красной рукоятки. Я потянул ее, раздался скрежет колес, и тепловоз, задрожав, со страшным звуком остановился, хотя, правда, и не сразу. До стрелки после того, как это произошло, оставалось, слава Богу, еще метров пять свободного пути.
Я огляделся. Мы уже выехали за пределы вокзала в моем его понимании как пассажира и находились теперь между ним и въездом на ветку, ведущую на сортировочную станцию. Я попрощался со своими попутчиками:
– Благодарю за службу! Обоим присваиваю внеочередное звание "старший соблазнитель трубопроводных войск".
Осчастливив их этим сообщением, я покинул тепловоз. Преследователей нигде видно не было - по-видимому, поезда на этом направлении ходили не очень регулярно. Я перебежал через пути и без помех скрылся в небольшой рощице, которая росла рядом с сортировкой. Пройдя метров пятьдесят и преодолев невысокую ограду, я оказался на улице, недалеко от автобусной остановки.
Через две минуты, забравшись в первый же подошедший автобус, я плюхнулся на сиденье, оттеснив от него какую-то старушку. Это было, конечно, нехорошо, но не более нехорошо, чем было мне. По лицу у меня текли слезы. Второй раз, как я себя помню. Первый был, когда мне впервые в жизни отказали. Что вы фыркаете?! Конечно, Леночка!
Автобус завез меня в район новостроек на западном берегу Сторожки. К этому моменту я почувствовал себя немного лучше. Как оказалось, я даже уже мог ходить, не подкрепляя при этом каждый свой шаг неприличным медицинским термином, и соображать, не сбиваясь при этом с каждой своей мысли на леночкины ножки. А это, несомненно, был большой прогресс.
Выбравшись из автобуса на конечной остановке, я сел на скамеечку, закурил и попытался привести себя в порядок. На голове, в месте удара дубинкой, выросла огромная шишка, каждое прикосновение к которой причиняло нестерпимую боль. Череп, однако, как мне показалось, остался цел. Плечо также сильно болело, но заниматься стриптизом на глазах у почтенной публики, чтобы посмотреть в каком оно находится состоянии, я не стал.
В остальном мой внешний вид с того момента, как я покинул вокзальный туалет, не претерпел никаких изменений, поэтому вообще-то понадобилось лишь чуть-чуть причесаться, чтобы сойти за почтенного гражданина, немного выпившего после рабочего дня и потому порвавшего и измазавшего пиджак.
Вздохнув, я встал и потащился в глубь квартала, одновременно приводя в порядок теперь уже свои мысли. Это отняло совсем немного времени, так как их у меня было минимальное количество.
Единственная ниточка, которая у меня имелась к этому моменту - это Лев Алексеевич Борисов, заместитель генерального директора "потаскухи". А единственная новая идея - это гипотеза о том, что именно чемоданчик из камеры хранения и был причиной гибели Гоши Длинного.
Оставалось, правда, загадкой - кто же его туда положил? Скорее всего - Платонов, или его телохранитель. Но зачем? И где квитанция? И вообще, зачем набивать чемодан взрывчаткой и сдавать его в камеру хранения? Бред какой-то! Террористический акт - милиционера Сеню на тот свет отправить собирались, что ли?
Пошарив по карманам, я обнаружил прелюбопытнейший факт: паспорта любвеобильного зама там не оказалось, как, впрочем, и кое-каких других вещей. Я погрустнел: похоже, что настало время отдавать. Однако на мой взгляд случайно прихваченные в свое время зажигалка и трусы все-таки не являлись достаточным эквивалентом отнятого в честной борьбе паспорта гражданина величайшей и могущественнейшей державы мира. Оставалось только надеяться, что в качестве компенсации впереди меня ожидают горы случайных лифчиков и чулок.