Верная возможность
Шрифт:
– Я тебя тоже, - прошептал я ей в ухо.
– Дай мне, пожалуйста, пропуск.
– Зачем?
– засмеялась она.
– Расскажи мне. И вообще расскажи мне, что с тобой случилось вчера на самом деле. Ведь все, что в статье - неправда, верно?
– она впилась своими губами в мои.
– Во первых, в таком положении я не смогу тебе ничего рассказать, заявил я отрывая ее от себя.
– Во-вторых, с чего ты взяла, что в статье я все наврал.
– Не важно. Женщина сердцем такие вещи чувствует, - ее руки обвили мою шею.
– Возьми меня прямо
– Ты с ума сошла, - завопил я.
– Здесь куча народу, а еще совсем светло. Кроме того, я ранен.
– Глупенький!
– засмеялась Люба.
– Здесь есть темные шторки, - она нажала какую-то кнопку и боковые стекла стали медленно закрываться выползающими снизу черными экранами. Ее рука погладила меня по голове. Я заорал благим матом, так как при этом она задела мою шишку.
– Тебя это всегда так возбуждает, я помню, - захохотала она и укусила меня за ухо.
Я действительно был очень возбужден. Мне хотелось как можно скорее закончить разговор с этой глупой бабенкой и приступить к реализации своего плана. И дорога мне была каждая секунда.
– Эй, а переднее и заднее?
– слабо возразил я.
– Ну ты и дурачок! Да они же как-то там с помощью электричества с той стороны непрозрачными становятся. Ну давай скорее, - она откинула спинку своего сиденья, задрала ноги на приборный щиток и принялась стаскивать с себя трусики.
Я чуть не поперхнулся: они были розового цвета. С той минуты я этот цвет возненавидел всею душой.
Осмотрев внутренность "Вольво", я пробормотал:
– Да, шведы, конечно в этом деле толк понимают. Отсюда ничего торчать не будет.
После этого я поискал взглядом любину сумочку. Она валялась на заднем сидении. Ну что же, тогда поехали.
С диким звериным рыком я навалился на соседку. Рот я ей зажал поцелуем, одновременно не давая повернуть голову. Одна моя рука ушла к ней под юбку, а другая дотянулась до сумочки и открыла ее. Раздался стон. Готов поклясться, что стонала не сумочка.
Работать пришлось обеими руками одновременно. Наконец, через несколько секунд, произведя ряд несложных и знакомых каждому взрослому человеку движений, одна из моих рук достигла вожделенной цели, попутно, правда, уколовшись обо что-то острое. Еще через секунду этот пропуск перекочевал из сумочки в мой карман, и я, снова закрыв его прежнее вместилище, резко откинулся на свое сиденье.
– Ну-у-у, - снова раздался стон.
– Не-е-е-т, не могу, - замотал я головой.
– Я совсем забыл. Совсем забыл. У меня как раз сегодня годовые.
– Чего?
– на только что выражавшем экстатическое блаженство лице Любы появилась какая-то странная гримаса.
– Ну годовые. Понимаешь, у вас есть месячные, а у нас - годовые, разъяснил я.
– Чего ты врешь!
– возмутилась она и опустила ноги на пол.
– Никогда, нигде и ничего об этом не слышала.
– Да, - я скорбно покачал головой.
– Понимаешь, мужчины настолько уязвлены этим явлением, что предпочитают на этот счет помалкивать в тряпочку. Как же, это ведь унижает их мужскую гордость. Вот муж когда-нибудь с тобой спать отказывался?
– задал я вопрос.
– Ну да, конечно, - ответила она.
– Бывает.
– И говорит, что устал, да, - засмеялся я.
– Да, - согласилась Люба.
– И часто?
– Гм, - она задумалась.
– Да знаешь, раза два в месяц, не меньше.
– О-о-о-о!
– я схватился за голову, старательно обходя при этом шишку и ссадины.
– Тогда у него, скажу я тебе, серьезное расстройство половой функции. Или мозговой, - последнее предположение я произнес только про себя.
– Да, может тогда скажешь, в чем это все у вас выражается?
– она поджала губы.
– Нет... Нет! Мне стыдно, - я изобразил на лице выражение, которое бывает у школьника, застигнутого во время урока в туалете за курением марихуаны преподавателем, как раз зашедшим туда ширнуться.
– Спроси лучше у мужа. Он сначала будет отнекиваться, спрашивать, кто сказал тебе такую глупость, но если ты поднажмешь, то в конце концов расколется.
Люба недоверчиво посмотрела на меня.
– Да? Ладно, я спрошу. Но если окажется, что ты врешь... Лучше тогда мне на глаза не попадайся!
– Ну разве я тебе хоть когда-нибудь врал?
– я мужественно выдержал ее взгляд.
– И, пожалуйста, оставь мне машину.
– Еще чего? После такого твоего поведения!
– возмутилась она.
– И вообще, что я мужу скажу?
– А то же, что ты сказала бы и в случае иного моего поведения, заметил я.
– К тому же перед лицом своих товарищей обещаю: завтра утром она будет стоять у тебя под окнами.
– Мне было уже все равно.
– Ну разве я когда-нибудь тебя обманывал?
– Ну ладно, - сдалась она.
– Довези меня до моей улицы.
– Только до ближайшей остановки, - твердо заявил я.
Она молча перелезла на заднее сиденье. Я сел на место водителя, поднял спинку и выехал со стоянки. Минуту спустя, вылезая на остановке, она наклонилась ко мне и поцеловала взасос.
– И все-таки ты - настоящий мужчина! Ты всегда умеешь просить так, чтобы непременно получать все то, чего хочешь. Но пропуск ты все-таки не получил, - она соблазнительно высунула свой язычок и провела им по губам.
В ответ я только усмехнулся.
Отъехав немного от этого места, я принялся внимательно изучать приборный щиток "Вольво". После этого я перевел взгляд на педали, и тут уже настала моя очередь стонать. На полу кабины лежали розовые трусики.
"Потаскуха" имела проходную, построенную по принципу метро. Только вместо жетона в автомат нужно было вставить пропуск с магнитным вкладышем. ЭВМ фиксировала код, отмечала время прихода или ухода и подавала сигнал автомату, который отключал "защелки" и зажигал зеленую лампочку. На пропуске, конечно, имелась фотография, но я ни разу не видел, чтобы хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь обращал на нее внимание.