Верная жена
Шрифт:
— Миссис Труит, — вмешался мистер Фиск, по- настоящему встревоженный.
Поколебавшись, Кэтрин сняла кольцо и положу в протянутую ладонь.
— Возьмите. Муж велел сделать все возможное, и я сделаю. Возьмите. Оно ваше. Только возвращайтесь домой.
— Если бы это был действительно мой дом, если бы он имел ко мне отношение, я бы согласился с вами в одну секунду и не заставлял бы снимать кольцо с вашей прекрасной руки, — Тони надел украшение на мизинец. — Маленькое, но красивое.
Бриллиант сверкнул в свете оплывающих свечей
— А сейчас я попросил бы вас удалиться. Оставьте меня
Мэллой не отступал.
— Мистер Труит, мы не совершаем ошибок.
— Не называйте меня этим именем, — разъярился Тони. — Я уже вам сказал. Меня зовут Моретти. Сегодня у меня выходной. Час любезности с незнакомцами закончился. Убирайтесь с этой дурацкой историей к вашему деревенскому мужлану, кто бы он ни был, и передайте, что оплошали. Или поезжайте на поезде в Филадельфию. Обратитесь там к любому. Они помогут вам найти Моретти, задайте им вопрос о сыне. Родителям не нравится то, что я делаю. Они считают, что игра на фортепьяно — занятие для девушек. Они тоже хотят меня вернуть. Если уж возвращаться, то к родным. Но мой дом здесь. А вы из него выметайтесь.
Молодой человек открыл бутылку и налил себе ой бокал бренди. Кэтрин живо представила, как по ее телу огнем разливается напиток.
— Мы еще придем, — тихо пообещал Фиск.
В его голосе едва заметно прозвучала угроза.
— Вряд ли. С какой стати?
Антонио уселся в голубое бархатное кресло. Красный халат распахнулся у него на груди. Кэтрин увидела длинный торс.
Больше им ничего не оставалось, как удалиться. Когда, спотыкаясь в темноте, они спускались по лестнице, то услышали его смех. Два униженных пинкертона. Кэтрин надела кольцо на палец и улыбнулась. Она испытывала восторг.
Возвращались они через воскресный рынок. Пробирались в толпе мимо дешевых платьев, хлипких пальто, мимо рядов с замерзшей капустой и медными кастрюлями. Кэтрин заметила человека, продающего птиц. Желтых, голубых и красных канареек. Маленькие птички казались на холоде полумертвыми, но она купила одну, вместе с красивой клеткой, и понесла в гостиницу. Держала клетку в руке и дышала на дрожащее тельце птички, оберегая от морозного воздуха на воскресных улицах Сент-Луиса.
Глава 13
Кэтрин решила подождать пять дней. Душа горела огнем, но она хотела выдержать время. А когда эти дни пройдут, не станет медлить и часа.
Прежде чем рассказать об Антонио, она написала Ральфу о своих планах в отношении сада. Кэтрин рассказала о времени, проведенном в библиотеке. Описала высокие окна, длинные столы, косые лучи солнца. Поведала о том, что можно сделать в саду. Она заставит растения вновь зацвести! Она была даже нежна, но в меру. В конце концов, она едва знала своего мужа.
В письме Кэтрин спросила, может ли она заказать семена и рассаду для посадки весной. Так они отпразднуют возвращение домой Антонио. Она догадывалась, каким будет ответ Ральфа: она вольна делать все, что захочет. Кэтрин улыбнулась, поскольку это — правда..
Часами
Кэтрин мечтала о саде. Думала о своей жизни, напоминавшей лоскутное одеяло. Лоскуты эти были связаны между собой по-разному. Тут были и опыт, и знания, и интуиция. Но какой в них смысл? Она не имела представления о добре. У нее не было сердца, она не понимала, что такое — хороший, правильный поступок. Ей требовалось пространство, в котором она устроила бы сражение, бушевавшее у нее в груди.
Сад сулил порядок, успокаивал неукротимые страсти. Усадив на палец птичку, Кэтрин надеялась на порядок в своем тайном саду и на понимание того, что такое добро. Ожидание сказывалось на ней плохо. Размышления тоже ни к чему хорошему не приводили. Она вспоминала прошлое, и ей не хотелось снова там оказаться.
Тони Моретти был похож на нее, похож на тайный сад. Он верил в свою ложь, никогда не колебался и не сомневался. И побеждал.
Позже Кэтрин снова написала мужу и сообщила, что посетит Моретти одна, без напористых агентов, так как более мягкий подход заставит молодого человека одуматься. Она была убеждена, что пинкертоны правы: тот, кто называет себя Моретти, — сын Ральфа. Тони надел маску. Тем не менее легкая дрожь и изгиб губ мужчины говорили, что он обманывает. Конечно же он испытывал горечь, но, но мнению Кэтрин, и сожаление. Он скрывал правду за очаровательной наглостью, и ему это не слишком хорошо удавалось.
Кэтрин рассказала Труиту об экстравагантных манерах Моретти, о бархатной мебели и шелковом халате, о его игре на фортепьяно, о темной квартире, комнатах, удивляющих экзотической элегантностью и вкусом.
Поинтересовалась, действительно ли Ральф хочет видеть непутевого сына под своей крышей. Она знала: с некоторыми моментами прошлого приходится расставаться, есть места, которые с горечью оставляешь и теряешь навсегда. Кэтрин добавила, что будет ждать от мужа письма, прежде чем начнет действовать.
Ральф ответил, что намерен лишь вернуть сына и больше ничего. Это его единственное желание. Она должна делать то, что потребуется, что необходимо. Пусть идет к нему в дом. Преследует на улице. Если он попросит денег — дает ему любую сумму.
Да, она лишь средство для достижения цели Ральфа. Это стало ясно, еще когда он впервые обмолвился о ее поездке в Сент-Луис. Кэтрин была и приманкой, и инструментом для воплощения мечтаний Труита, какими бы глупыми они ни казались.
Теперь она окончательно удостоверилась, что Труит — сентиментальный дурак. Ему никогда не понять желаний самой Кэтрин.