Верни мне мои легионы!

Тертлдав Гарри Норман

— Мы готовы выступить к Рейну, — доложил начальник конницы. — Признаться, мне ничуть не жаль покидать это место.

Вар бросил взгляд на Аристокла. Раб буквально излучал согласие со словами Нумония, как раскаленный докрасна кусок железа на наковальне излучает жар. Наместник хотел сделать вид, что ничего не замечает, но, не удержавшись, заметил:

— В общем, мне тоже не жаль.

Легионерам предстоял долгий, утомительный марш по раскисшей грязи к верховьям Люпии. Дальше будет легче: многие погрузятся на суда и спустятся по течению к Рейну. Поскольку по берегам стоят римские крепости, германцам, даже самым враждебно настроенным,

останется лишь за всем этим наблюдать. Все давно было отработано, но Вар считал, что такой отход будет слишком незаметным.

— Мы должны пройти через всю Германию, — сказал он. — Мы должны показать здешнему населению, что можем двигаться куда захотим и когда захотим.

— Да, господин, — покорно отозвался Аристокл.

— В чем дело? Тебе не нравится эта идея?

Квинтилий Вар хорошо знал своего раба и мигом улавливал любые перемены в его настроении.

— Господин, — честно ответил грек, — к идее убраться из Германии я отношусь с восторгом, но к идее пройти черезГерманию… По правде говоря, в этой жалкой стране нет ни одного места, куда мне хотелось бы отправиться. Она может быть мила только варварам, которые ее населяют.

Поскольку Вар придерживался того же мнения, он не стал говорить Аристоклу, как тот ошибается. Наместник заметил лишь, что в скором времени из этой земли получится прекрасная провинция, нужно только окончательно ввести ее в состав империи.

Вар постарался, чтобы в его словах звучало куда больше уверенности и оптимизма, чем он испытывал на самом деле.

Аристокл неосторожно шагнул назад и вляпался в грязь, которая тут же попыталась засосать его сандалию. Одежда, прекрасно подходившая для любого места по берегам Средиземного моря, здесь никуда не годилась. Туники и тоги в здешнем климате не согревали, неудивительно, что туземцы кутаются в плащи и носят штаны. И их сапоги не сваливаются, защищая ноги лучше сандалий.

Возмущенно бормоча, Аристокл вырвал пучок травы и, как мог, очистил сандалию и ногу.

— Лучше бы оставить этих дикарей в покое, — ворчал он, — и дать им жить в своей варварской земле по своим варварским обычаям. Они не заслуживают того, чтобы стать частью нашей империи.

И снова Вар почувствовал, что согласен с рабом: правда, в данном случае мнения раба и господина ничего не значили.

— Август хочет получить эту провинцию. У него есть на то свои причины, и Август всегда получает желаемое.

На памяти Вара так было всегда, а Вар слишком хорошо знал, что уже далеко не молод. Так что упомянутое им правило вполне можно было считать законом природы.

— Август никогда не видел этой страны. Он никогда не видел этих варваров, — возразил Аристокл и, вырвав еще один пучок травы, принялся оттирать им грязное пятно, которого не заметил раньше. — Клянусь богами, господин, если бы император их увидел, он бы решил, что германцы ему не нужны.

Представив себе Августа, осматривающего наблюдательный пост в Минденуме, Квинтилий Вар рассмеялся. Нет, Август, конечно, не был чужд военной жизни — в гражданской войне, последовавшей за смертью Цезаря, он взял верх над лучшими тогдашними полководцами. Но Август, несомненно, принадлежал миру Средиземноморья, и здесь, в мрачных северных лесах, был бы так же неуместен, как рыба в египетской пустыне. Император в Германии? Такое просто трудно себе представить.

«А ведь я тоже принадлежу к миру Средиземноморья, — подумал Вар. — И я все еще

хочу, чтобы Август послал меня в Египет, в Грецию… Куда угодно, лишь бы здесь не оставаться. Тут я чужой и никогда здесь не приживусь».

— Ветера, — произнес он вслух.

Увидев впервые этот военный городок на левом берегу Рейна, наместник вообразил, что попал в самое забытое богами место на земле, но стоило ему переправиться через Рейн, в Германию, как стало ясно, насколько мало он знает о забытых богами местах… Если, конечно, боги вообще когда-то об этих местах ведали. По сравнению с Минденумом даже Ветера казалась Антиохией. По сравнению с Германией даже граница Галлии казалась похожей на цивилизованный мир.

— Ветера, — эхом отозвался Аристокл, и Вар уловил в его голосе ту же тоску.

— Мы вернемся сюда весной, — сказал Вар.

— Да, господин, — ответил Аристокл с мученическим вздохом, понимая, что тоже участвует в строительстве великой империи.

Все имеет свою цену. Высокопоставленные римляне нуждались в умных греках, которые помогали им вести дела. В материальном отношении приближенный к господину раб, такой как Аристокл, был обеспечен гораздо лучше, чем если бы оставался свободным человеком в гордой, но бедной Греции. А свобода — что ж, он бы предпочел освободиться от этой грязи на лодыжках и между пальцами ног.

— По крайней мере, на некоторое время мы можем предоставить здешних дикарей самим себе, — промолвил Вар. — Кажется, мы положили неплохое начало.

Он хихикнул, и этот звук получился похожим на кудахтанье.

— Во всяком случае, хочется верить, что именно так это будет выглядеть в глазах Августа.

Сам Август, ясное дело, никогда не покажется в Германии. Но его воля все равно будет выполнена.

VI

Арминий знал, что в Римской империи отдельные дома с участками земли, как правило, объединяют в деревни или города. Германцы селились не так кучно. В лесах можно было наткнуться и на одинокие усадьбы, и на хутора из трех-четырех хозяйств, принадлежащих, как правило, родственникам. У германцев, конечно, имелись и деревни, совсем небольшие по римским меркам.

Арминий впервые увидел настоящий город, лишь поступив на римскую службу.

Он понимал, что города дают людям определенные удобства. Например, принеся в город новости, можно было огласить их всего один раз на рыночной площади — и о них узнавали все горожане. А поскольку окрестные земледельцы являлись в город, чтобы продать плоды своего труда, очень скоро вести разносились по всей округе.

Города были… действенными. В латинском языке существовало такое слово, в отличие от языка германцев. Римские армии тоже были действенными, и Арминию хотелось, чтобы его народ усвоил, что такое «действенный», потому что это понятие было своеобразным оружием, таким же как клинок меча.

Однако Арминий жил совсем в другом мире. Если ему нужно было распространить вести, он не мог просто посетить несколько городов: ему приходилось разъезжать по усадьбам, убеждать мелких вождей и хозяев, чтобы те в свою очередь донесли мысли Арминия до своих людей. Правда, он быстро убедился, что настроить и вождей, и простых общинников против римлян совсем несложно. Для этого требовалось лишь спросить у хозяина, являлись ли к нему прошлой осенью римляне за налогами, а после утвердительного ответа (как правило, сопровождавшегося руганью) задать еще один вопрос: