Вернись после смерти
Шрифт:
Молодой, подтянутый, с отменной офицерской выправкой (он был родом из Восточной Пруссии, из семьи потомственных военных, чьи давние предки служили Германии еще при короле Фридрихе Великом), Либих вошел в помещение временного полевого штаба дивизии, устроенного в просторной и светлой русской избе, выкинул в нацистском приветствии руку вперед:
– Хайль Гитлер! – от резкого движения качнулся и коротко высверкнул граненым лучом «Рыцарский крест», висевший на высокой сильной шее гауптмана на черно-бело-красной муаровой ленте. Этим крестом он был награжден совсем недавно, после успешно проведенной разведывательной операции в советском тылу.
– Хайль, – сдержанно ответил генерал, подавляя в себе вспышку гнева при виде этого, казалось, ничем не обеспокоенного вальяжного офицера. Не предлагая
– На вашем мундире – орден «Риттер кройц», а в кобуре – именное оружие, гауптман Либих! Думаю, что я поторопился, представляя вас к столь высоким наградам Рейха! Ответьте мне, что вам известно о противнике? Что? Я спрашиваю! В утренней разведсводке нет ни единого слова о каких-либо его перегруппировках. А вся обстановка говорит о том, что они произошли. Вверенное вам подразделение не выполняет своих прямых обязанностей! Вы хоть знаете, чем закончилась сегодня первая атака моторизованного батальона СС «Вестфалия», присланного для того, чтобы наглядно показать нашим лодырям и трусам как надо по-настоящему воевать!
– Я только что вернулся из-под Волхова, господин генерал, и пока не в курсе дел, – ошеломлённо ответил гауптман. Командующего соединением таким разъяренным он видел впервые.
– Атака завершилась крупной неудачей! – Штрамм злобно возвысил голос. – Вас надо расстрелять перед строем этого батальона, Либих, так как работа дивизионных разведчиков равна нулю! Огромные потери «Вестфалии» всецело на вашей совести. Как мне теперь прикажете смотреть в глаза партайгеноссе обергруппенфюреру 48 Теодору Эйке? Чем я должен объяснить эти невосполнимые утраты?
48
Обергруппенфюрер – генерал-полковник войск СС.
– Готов понести любое наказание, экселенц, – проговорил офицер упавшим голосом.
– Что толку с наказания?! – снова взъярился Штрамм. – Этим не вернешь жизнь немецким солдатам. Подразделения были буквально выкошены пулеметами, невиданная плотность огня по сравнению с предыдущими днями! Это говорит о том, что русские усилили на этом участке фронта свои войска. До прихода циклона и непогоды, связанной с ним, авиаразведка докладывала о массовых перемещениях в тылах красных, о их активизации на рокадных и подъездны'х железных дорогах, только один вы и ваши люди пребываете в сладком неведении! Группа русских разведчиков прошлой ночью просочилась к штабу сапёрного батальона и истребила его до последнего человека! Погиб даже командир части майор Эрнст Оберкамп! Это неслыханно! Но именно так должны действовать спецподразделения! Учитесь воевать у русских, Либих, это вам не долина Луары, где в составе роты вы гонялись по лесам за пятеркой «маки'» 49 это – Россия! – генерал перевел бурное дыхание, затем, взлетая голосом на самые верхи, продолжил. – Я слышал, что вы весьма преуспели в покере, гауптман Либих, и, как правило, заканчиваете игру победителем. Но вы, очевидно, забыли, что находитесь на войне, только война не покер в компании светских бездельников, а тяжелая грязная работа! Так не пора ли вам использовать свой казуистический ум и лисью хитрость не за карточным столом, а в разведывательной деятельности?
49
Маки' – партизаны Франции.
Произнося в запальчивости эти слова и срывая накопившуюся злобу на молодом офицере, Штрамм в глубине души понимал, что отчасти неправ: Вернер Либих считался инициативным и храбрым командиром, ответственно исполняющим воинский долг.
– Я послал три поисковые группы в тыл к большевикам, – возразил гауптман, – не вернулся никто, в разведотряде большие потери.
– Это не оправдание, – постепенно Штрамм стал успокаиваться, овладевать собой. Словно забыв о присутствии гауптмана, он с напряженным вниманием всматривался в висевшую на стене избы огромную карту с четко вырисованными
Не по-стариковски стройный, высокий и плоский, как доска, шестидесятилетний Рудольф фон Штрамм был идеальным олицетворением офицера старой кайзеровской военной школы. Безупречного пошива мундир со скромным, по-немецки, набором наград, короткая прическа, широкие, поднятые на концах, усы, уставно-шарнирные движения конечностей, строгий взгляд светлых глаз, хорошо поставленный, стального тембра, голос.
– Командование дивизии никогда и ничего не жалело для разведки: необходимое пополнение отряд получит. Но и с вас теперь будет особый спрос, Либих! – наконец заговорил он, упирая свой крючковатый указательный палец в крутую грудь гауптмана. – Да, да, лично с вас! И запомните: если в самое ближайшее время я не буду иметь исчерпывающих данных о противнике, о его тыловых перегруппировках, о прибывших резервах, то вам придется расстаться с офицерскими погонами и отправиться рядовым в штурмовой взвод. Осознайте это, гауптман!
– Яволь! 50 – с явным облегчением воскликнул разведчик. Перспектива во мгновение ока стать рядовым, кажется, отодвигалась. По прошлому Либих знал, что командир дивизии слов на ветер не бросает и на расправу весьма скор: нерадивые старшие офицеры теперь командовали ротами и отделениями, некоторые, чином пониже, полегли на бесконечных заснеженных русских полях простыми солдатами.
– Ступайте, гауптман Либих, – генерал заложил руки за спину и сурово посмотрел на разведчика. – И помните: мне нужен «язык». Желательно, чтобы это был офицер штаба. Впрочем, выбирать тут не приходится, постарайтесь добыть хотя бы хорошо информированного капрала. Отправьте в русский тыл опытного командира.
50
Есть! (немецк.)
– Опытных командиров, к сожалению, у меня больше нет, экселенц, – буркнул Либих. – Разрешите лично возглавить поисковую группу?
– В таком случае, кто останется за вас?
– Обер-лейтенант Россман.
– А почему его не пошлёте за линию фронта?
– Не имею морального права: позавчера, во время разведки боем, Эдмунд Россман ранен в предплечье, – хмуро пояснил Либих.
– Он что, не госпитализирован?
– Отказался категорически, ранение не тяжелое, пуля прошла по касательной. Проходит лечение без отрыва от службы.
Командующий соединением долго раздумывал, потом принял решение:
– Пусть будет по-вашему, гауптман, действуйте. Контрольный пленный нужен как можно быстрее.
– Яволь! – офицер на миг склонил голову с четким пробором в светлых волосах.
Этой же ночью группа из шести разведчиков, возглавляемая Вернером Либихом, перешла фронт и углубилась в глухие заснеженные леса, стремясь до рассвета выйти в тылы русских частей, обороняющихся на этом участке.
«… А еще сообщаю тебе, сын мой Павлик, что, вскоре после твоего ухода на войну, наш дом, наконец-то, посетила великая радость. Трудно было поверить, но вернулся тот человек, о котором я тебе столько рассказывала… Я его ожидала, никак не раньше, чем через пять лет, но вот он рядом: наш единственный и долгожданный. Горько сожалел о том, что не застал тебя. Случись это, судьба твоя наверняка сложилась бы иначе. Ты понимаешь меня? Уверена, что прекрасно понимаешь, мы ведь всегда очень тонко чувствовали друг дружку.
Сын мой, пока ты находился в учебной части, еще хоть какая-то крохотная надежда согревала усталую душу мою, а сейчас всё так неопределенно и страшно. Теперь ты пишешь уже с фронта, и я понимаю, насколько все стало сложнее… Что ж, воля матери и сила ее любви – не всемогущи, настала пора тебе самостоятельно принимать решения, скоро ведь переступишь двадцатилетний жизненный рубеж. Помни об одном: мы ждем тебя живого и здорового. Ждем каждый час, каждую минуту! Старый адрес забудь, там все закончено, началась новая жизнь. Куда писать – знаешь. Горячо обнимаем и целуем тебя, Павлуша, теперь уже вдвоем».