Верните новенький скелет!

– Стася, вставай!

«Это не меня, – сквозь сон подумала Стася. – Чур, я не Стася…»

– Стаська, в школу опоздаешь!

«Опять же не мне, – повернулась Стася на другой бок. – Я не могу опоздать в школу, я только что легла… Ещё даже не заснула…»

– Да

Стася вжалась в подушку – как будто её тут вообще нет. Растворилась.

– Меня нет, – пробормотала она. – Меня похитили инопланетяне…

– А пижаму оставили? – скептически спросила мама, ткнув пальцем в пижаму.

– Пижаму оставили, – сказала Стася. – Зачем им пижама: у них ног нет, одни усики.

– А ты им зачем?

– Такая хорошая Стася каждому пригодится.

И Стася, вздохнув, встала на четвереньки. Хитрая мама всё-таки её разбудила интересным разговором про инопланетян. Но сдаваться девочка не собиралась и, стоя на четвереньках, закрыла глаза. Мама потянула за ногу. Стася потеряла равновесие и снова шлёпнулась на подушку.

– Ну вот, – огорчилась мама. – Столько усилий – и опять она улеглась. Спишь?

– Сплю, – согласилась Стася и зажмурилась сильнее.

– Может, тебя пощекотать? – задумалась мама.

– Не надо! – живо возразила Стася. – Но если будешь щекотать, то не пятку, а шейку.

Мама пощекотала шейку – Стася по-кошачьи замурлыкала. Получилось так правдоподобно, что кошка Картахена с интересом свесилась с подоконника, где наблюдала за снегопадом.

– А Сашку ты почему не будишь? – спросила Стася у мамы. – Ты её больше любишь?

– Саше ко второму уроку, – объяснила мама. – У неё историчка заболела. А папа только к третьему уроку пойдёт. Тем более что он устал в дороге.

Папа и мама работали учителями в Стасиной школе. А старшая сестра Саша «работала» там же ученицей в восьмом классе.

– Всё, – сказала мама. – Время кончилось.

– Вообще всё? – поинтересовалась Стася. – Конец света?

– Нет, до конца света ещё немного осталось, – утешила её мама. – А вот до начала урока…

Стася вздохнула и задом сползла с кровати.

– Тапок нет, – проворчала она, шаря босой ногой по полу. – Они по ночам разбегаются. Наверное, пасутся. Или охотятся.

– Ты глаза-то открой, сразу тапочки отыщутся, – посоветовала мама.

Но Стася отказалась от заманчивого предложения, потому что свет неприятно бил по глазам. Она нащупала-таки тапки и, поддерживая сползающие штаны, поплелась в туалет.

У неё были очень непослушные пижамные штаны, чуть потеряешь бдительность – и они свалятся. Потому что у Стаси была очень худая талия, да и всё остальное тоже худое. У всех взрослых при виде Стаськи возникало острое желание накормить её побольше, чтоб не видеть этих торчащих рёбер. Стася с удовольствием этим пользовалась, потому что аппетит у неё был хороший на всё, кроме овсянки, а худая она была из вредности, как говорила мама.

Стася стояла в ванной и задумчиво умывалась. «И зачем придумали это умывание? – ворчала она. – Намокаешь-намокаешь, а потом опять всё вытирать приходится. И зубов у человека тоже слишком много, пока все их вычистишь – замаешься. А потом зубы мудрости вырастут и их ещё больше станет. Кошмар!»

– Стася,

– Нет ещё, – сказала Стася. – Но если ты будешь меня всё время поднимать в такую рань, я утоплюсь. Ещё, наверное, полночь.

– Не утопишься, – возразила мама. – У нас восьмой этаж, напор воды очень плохой, еле капает. Пошли в кухню, каша стынет.

– Какая каша? – уточнила Стася.

– Овсяная! – с деланным энтузиазмом сообщила мама.

– Ты вообще меня не любишь! – возмутилась Стася. – Будишь в полночь, кормишь овсянкой… Лучше пристрели сразу, чтобы не мучилась.

Тем не менее Стася поползла на кухню. Овсянка растекалась по тарелке и мерзко хихикала.

– Ты знаешь, что такое садизм? – спросила образованная первоклассница Стася. – Это когда издеваются над ребёнком и заставляют есть овсяную кашу. Лучше бы шоколаду дала. Мать называется…

– Садизм – это заставлять бедную меня каждое утро тебя будить и заплетать косички, – вздохнула мама, расчёсывая Стаськину гриву. – Ну что ты творишь с бедной кашей, зачем ты её размазываешь по тарелке? И стол весь в каше…

– Она горячая, – сказала Стася. – И ещё я на ней ложкой цветочки рисовала для красоты. Хотя овсянку цветочками не исправишь.

– Совершенно холодная каша! – возразила мама.

– Тогда её надо подогреть! – обрадовалась Стася. – От холодной каши у меня горло заболит. Видишь, с краю в каше сосулька? Ага, и инеем покрылась…

– Всё! – угрожающе сказала мама. – Терпение моё кончилось! Принимаю репрессивные меры.

Но Стася не испугалась. Когда мама говорит, что терпение кончилось, это значит, его ещё немного осталось. У мамы была уйма терпения – целые залежи. А «репрессивные меры» – это было что-то непонятное и поэтому нестрашное.

– Ешь скорее! – сердито сказала мама.

Стася вздохнула и отправила в рот первую ложку.

– Стася, правда опоздаем. – И мама завязала на косичке бант.

Вообще-то времени действительно было много, а опаздывать Стася не любила. Поэтому она поднажала, запихнула всю кашу в рот и с набитыми щеками пошла одеваться. Жевать с таким полным ртом было невозможно, и Стася надеялась, что овсянка как-нибудь сама рассосётся, но вредная каша не рассасывалась. Стася начала надевать блузку. Ворот был тесный, так что раздутые кашей щёки в него не пролазили. Застрявшая Стася растерялась – положение казалось безвыходным.

– Скорее! – торопила мама, тоже одевавшаяся в соседней комнате.

Стасе пришла в голову гениальная идея. Она сбегала в ванную, выплюнула кашу и быстренько её смыла – чтоб никто не догадался.

– Ты куда бегала? – спросила мама, с подозрением глядя на дочь.

– Умываться, – пояснила Стася, глядя на маму невинными глазами. – А то я как-то недоумывалась.

– Странно, – пожала плечами мама. – Непохоже на тебя. Ну, ты готова? Пошли.

Стаська вздохнула. Где-то в чемоданах лежали японские подарки, которые поздно ночью привёз папа. Лежат, бедные, совсем нераспакованные. И Стасе приходится бросать их на произвол судьбы.