Верность и терпение
Шрифт:
И вскоре после этого все стоявшие на батарее Нилуса и вокруг нее увидели, как через Днепр прямо на них переправляется вброд французская кавалерия.
Не дожидаясь, пока кавалеристы окажутся на берегу, дал шпоры своему коню цесаревич, вслед за ним побежал спасаться в церковь отец Иван со любопытствующими прихожанами, что толпились вокруг своего иерея, разбежалась и прочая праздная публика, оказавшаяся у батареи.
По-другому повели себя Барклай и Левенштерн. Барклай приказал артиллеристам зарядить орудия картечью и вести беглый огонь по
Остановленные картечью, французы не выдержали удара русских кавалеристов и повернули вспять.
Упорный бой длился до самой ночи. Французы не смогли добиться даже малейшего успеха. Русские стояли неколебимо. Потери французов приближались к 20 тысячам, русские потеряли вдвое меньше.
В три часа дня 5 августа Наполеон начал общий штурм города. Через три часа все предместья Смоленска — кроме Петербургского — были заняты французами. Русские генералы вместе с солдатами ходили в штыки, и у Неверовского в сюртуке остались три отверстия. Нерушимой стеной стояли солдаты, хотя и французы проявляли не меньшую храбрость — они, не боясь штыков, ожесточенно дрались за каждый дом.
К вечеру 5 августа неприятель был выбит из всех предместий, и тогда Наполеон приказал открыть огонь из трехсот орудий, чтобы выжечь и расстрелять и город, и засевшую в нем армию.
Смоленск напоминал собою извергающийся Везувий: из каждых десяти домов от огня уцелело лишь два.
В бою за Смоленск ключевую позицию — в центре, у Малаховских ворот — занимал Ревельский полк. На него-то и было направлено острие атак главных сил маршала Даву. Весь день 5 августа ревельцы отбивали непрерывные атаки французов. Понеся большие потери, они стояли неколебимо и только в ночь на 6 августа, когда был дан общий приказ, отошли за Днепр.
Ночь с 5 на 6 августа Барклай провел под открытым небом. Он весь день ничего не ел. Левенштерн предложил ему немного простокваши, и это было его единственною пищей за весь день.
Ночь Михаил Богданович провел в мучительных раздумьях. Перед ним снова возник вопрос: не следует ли перейти в контрнаступление? Он знал, что за это были все генералы 1-й армии, а также Багратион, Беннигсен и Константин Павлович.
На сей раз резоны у его оппонентов были: позиция была выгодной, войска горели воодушевлением, в первый раз военное счастье было на стороне русских.
С этим нельзя было не согласиться. Но в памяти Барклая неотступно стояло Эйлау, где стойкость русских была не меньшей, и они все же оставили поле боя. В мозгу у него прочно поселились цифры: 120 и 80 — полуторный численный перевес, которым обладал великий полководец, никогда не проигрывавший сражения даже при равенстве сил. И наконец, он все время слышал недавно сказанные слова императора: «Поручаю вам свою армию. Не забудьте, что у меня второй армии нет. Эта мысль не должна покидать вас».
Барклай решился. И конечно же должен был известить о принятом им решении Александра. Однако,
В час ночи Дохтуров получил приказ скрытно снять посты боевого охранения, загородить все входы в город и бреши в крепостной стене и, уйдя из города, сжечь за собою мосты через Днепр.
Барклай не успел еще написать Александру, как получил письмо от Багратиона, что большие силы неприятеля следуют через Ельню на Дорогобуж. Багратион просил Барклая не только удержать Смоленск, но и перейти в наступление.
Барклай, имея чуть более семидесяти тысяч человек, не мог атаковать неприятеля, превосходившего его более чем вдвое.
Узнав о письме Багратиона, генералы направили к Барклаю молодого генерал-майора Кутайсова с тем, чтобы он передал Михаилу Богдановичу их просьбу и пожелание продолжать оборону города.
Выбор был сделан не случайно — Кутайсову не было еще и двадцати семи лет, он был всеобщим любимцем и к тому же обладал редким красноречием.
И Михаил Богданович искренне любил Кутайсова, а любви его удостаивались весьма немногие.
Барклай понял, почему именно Кутайсова прислал к нему цесаревич со товарищи, и ласково ответил молодому генералу:
— Пусть всякий делает свое дело, а я сделаю свое.
Тогда генералы сами явились к нему целой делегацией.
Здесь был герцог Вюртембергский, Беннигсен, Армфельдт и Корсаков. Перед тем как пойти к Барклаю, они известили о своем намерении Константина Павловича, чтобы заручиться его поддержкой, но он и сам пошел вместе с ними.
То ли случайно и по неведению, а быть может, и зная, о чем пойдет речь, но вместе с делегацией явились к Барклаю еще и Тучков-первый и Ермолов.
Цесаревич от имени всех присутствующих стал объяснять, что армия желает сражаться и что император желает того же, что и армия.
Барклай сухо ответил Константину, что он приглашает кого нужно, когда нуждается в чьем-либо совете, а все непрошеные советы младших старшим считает нарушением службы.
Затем, обратившись к великому князю, сказал:
— Ссылка на волю государя имеет, конечно, наиважнейшее значение. И потому, для лучшего выяснения монаршей воли, я прошу ваше высочество безотлагательно отправиться к государю и лично передать ему депеши, которые тотчас будут приготовлены и в которых обо всем произошедшем государь будет в точности уведомлен.
Константин закричал, что он не фельдъегерь, но Барклай настоял на его немедленном отъезде из армии.
— Если бы я не был наследником престола, я вызвал бы тебя на дуэль, негодяй! — закричал Константин, не стесняясь стоящих рядом генералов.
— Если бы я не был главнокомандующим, я принял бы ваш вызов, но сие запрещено положением моим, — сухо и холодно, обычным своим ровным голосом ответил Барклай. — И именно потому, что вы волею вашего августейшего брата состоите у меня по команде, то извольте, генерал, делать то, что вам приказано.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
