Верность

Таубер Екатерина Леонидовна

«В Субботу Вербную, с вечерни…»

В Субботу Вербную, с вечерни, Как в годы прежние, вдвоем Широкой улицей вечерней С пушистой вербочкой идем. Пустеет милый город южный И время отступило вспять… Нам больше ничего не нужно, Как тот же путь пройти опять.

«Здесь, у дороги, в полдень лечь…»

Здесь, у дороги, в полдень лечь Усталому на солнцепеке, А мне — твой жаркий сон стеречь, Ошеломительно-глубокий. Предельно

въевшихся морщин Узор хоть мысленно разгладить. Спи, старый друг, ты — не один; Мы — два листка одной тетради.

«Я любил на земле все краски…»

«Я любил на земле все краски, Все цветы и лесную тишь; Мед осенний густой и вязкий, Шелестящий речной камыш; Теплоту и пушистость зверя, Беззащитные почки весны. Дружбе каждого дерева верил, Пожимая лапу сосны. Одиночество жизни нищей Принимал… Вот и ты прими!» То в моем опустевшем жилище Голос друга, тепло семьи.

«Солнце снова черепицу греет…»

Солнце снова черепицу греет, Старая избушка ожила. Так прошу: «Вернись домой скорее К радостям суровым ремесла. Без тебя не смею, не умею Ничего задумать и начать. Только память о тебе лелею, Как любви последнюю печать».

«Ноябрьские седые дни…»

Ноябрьские седые дни Воспоминаньями мне любы. В благословенной их тени, Как под шатром большого дуба, Живу опять… Я не одна: Вот скоро ты придешь из сада. Вот я читаю у окна Письмо родное из Белграда. Что было каменной стеной, То и теперь такой осталось. Сегодня снова предо мной Несрочная любовь и радость.

«Ты вынес все. И принял, как расплату…»

Ты вынес все. И принял, как расплату За гордость предков, роскошь и разлад. Последний в роде, нищий и крылатый, Ни перед кем не опустивший взгляд. Ты зов земли услышал на чужбине, Изведал лютый жребий крепостных. И вот года глухой борьбы в пустыне Без друга, женщины, родных. Лишь небо здесь тебя усыновило, Вершины гор признали своего. И ты ушел… И это было, было! И вычеркнуть нельзя уж ничего.

«Я отвыкла совсем от стихов…»

Я отвыкла совсем от стихов, — Отвыкают от дома родного, Забывают значение слов, Что от стужи служили покровом; Равнодушно обходят друзей И бросают венчальные кольца, И отраву зовет ротозей Родниковой водою колодца. А потом, ненароком, в столе Вдруг наткнешься на рифмы и строчки И на старом, забытом стволе Пробиваются новые почки.

«Осколок голубых небес…»

Осколок голубых небес В глазах ты сохранила, А в шишке — весь сосновый лес, Где

пела и бродила. А в сердце всю свою любовь К ушедшей жизни, крову. Их воскрешает вновь и вновь Молитва, память, слово.

«Предметов этих дорогих…»

Предметов этих дорогих Еще касались руки Любимые. Еще на них Ни слова о разлуке. Они с тобой из года в год И близость их не мнима, И дома наклонился свод, Как верность, — молчаливо. А мир с извечной суетой, — Чужие поколенья — К ним не пойдешь, старик седой, За словом утешенья.

«Не сегодня, так завтра здесь выпадет снег…»

Не сегодня, так завтра здесь выпадет снег. Наша осень ушла без следа. Лишь умерших друзей снова снится набег, — На свиданье пришли, как тогда. Огонек не угас, но хозяина нет И хозяйка давно уж не та… Только в доме осталась от прожитых лет Теплота.

«Утро раннее. Хлеб на столе…»

Утро раннее. Хлеб на столе, Озаренный потоками света. Безошибочность есть в ремесле, В светотенях художника лета. Совершенен и благословен Этот час. Когда снова и снова Всех, покинувших горестей плен Я принять в моем доме готова, С ними хлеб разделить и вкусить… Словно лето здесь «Лето Господне», Словно завтра, вчера и сегодня Можно в сердце сегодня вместить.

Toussaint

Ветхая, в платьице ветхом, К мужу, что мирен и нем, С вечно зеленою веткой, С целым снопом хризантем Нынче спешишь на кладбище. Медленный дождь моросит. Осенью поздней и нищей Зовы исходят от плит. И незаглохшею связью С тем, что давно отцвело, — Кольца с источенной вязью — Имя, и год, и число.

«Твой чекан, былая Россия…»

Ренэ Герра

Твой чекан, былая Россия, Нам тобою в награду дан. Мы — не ветви твои сухие, Мы — дички для заморских стран. Искалеченных пересадили, А иное пошло на слом. Но среди чужеземной пыли — В каждой почке тебя несем. Пусть нас горсточка только будет, Пусть загадка мы тут для всех — Вечность верных щадит, не судит За святого упорства грех.

«Равнина. Облака над нею…»

Равнина. Облака над нею. Избушка. И поля, поля… Коснуться их уже не смею, О новой встрече не моля. Лишь церкви древней, деревянной Мне купол видится в крови. Ей кланяюсь смиренно, тайно, Как первой кланяюсь любви.

Вдова

Марии Всеволожской