Вернусь, когда ручьи побегут

Бутовская Татьяна Борисовна

– А что тут рассказывать? У нас в сельпо выбросили вдруг стильные сумки, бельгийские, типа портфеля, на длинном ремне через плечо, – начала было Александра, – и я никак не могла выбрать…

– Дай я! – потребовала Таня. – Ты не про то расскажешь.

Александра усмехнулась, пожав плечом: «Давай!»

– Заходим мы с мамой в магазин, – обстоятельно начала Таня, – а там эти портфели. Мама увидела и говорит: «Ой, я о таком мечтала!» Я говорю: «Так давай купим!» – «Дорого», – говорит, а сама портфель уже щупает руками, вертит так и эдак. «Тебе нравится?» – спрашивает. Я говорю: «Хороший портфель, тебе идет!» Мама головой качает: «Как-то ты неуверенно, Таня, говоришь!» – и все

тискает этот портфель, замками щелкает. Мне уже скучно стало. Продавщица спрашивает ее: «Будете брать?» – «А он из натуральной кожи? – и обнюхивать его начинает. Потом обнюхала и говорит: – Ну что, Таня, я его, пожалуй, куплю!» И уже деньги достает. Я думаю, ну слава богу. Тут она заметила, что еще другие портфели есть – то есть такие же, но поменьше. Она говорит: «Покажите тот, что поменьше, – и меня опять спрашивает: – Тань, как ты думаешь, какой брать?» Я говорю: «Тот первый, который большой». «Нет, он очень громоздкий». А я уже вспотела вся… «Ну тогда маленький бери». Она еще помялась-помялась, потом портфель возвращает и говорит: «Мне надо подумать!» И мы из магазина ушли. Идем домой, молчим, уже до почты дошли, мама вдруг останавливается как вкопанная. «Зря портфель не взяли! Завтра их не будет!» За руку меня хватает, и мы мчимся обратно, почти бегом. В магазине она меня спрашивает: «Таня, так как ты думаешь – большой или маленький? Последнее слово!» Я твердо так говорю: «Маленький!» «Я тоже так думаю, а то торбу такую таскать на плече! Все, берем!» Продавщица спрашивает, уже замученная такая: «Выбрали?» «Да, – говорит мама, – вот этот, большой!»

Сима согнулась от смеха, обнимая живот, Надя мелко затряслась, вытирая выступившие слезы. Камилова неуклюже оправдывалась:

– Просто я в последний момент поняла, что мне, как крупной женщине, больше подойдет…

Таня не дала ей договорить:

– Я же специально!.. – выкрикнула она, заикаясь от рвущегося наружу хохота. – Я специально сказала «бери маленький», потому что знала, что тогда она точно большой возьмет!

Александра замерла с приоткрытым ртом.

– Танька! Ужас какой! – воскликнула она пораженно. – Неужели я такая противная?!

– Ой, я не могу, – постанывала Надя, – ты смешная! Неси портфель-то, хоть посмотреть на него.

Саша пошла в дом и вернулась с портфелем.

– Вот, – сказала она, демонстрируя обновку. – Как вам?

Женщины одобрительно закивали:

– Шикарная вещь, абсолютно твоя, сбоку «Камилова» написано, и размер правильный!

– Слава богу! – ободрилась Камилова, распахивая портфель и показывая его обширное нутро. – Сумка у приличной дамы должна быть такой, чтобы в нее поместилась бутылка водки и буханка хлеба, – так учила одна моя продвинутая московская знакомая, корреспондент «Литературной газеты».

К концу обеда прибежала соседская кудрявая Лиза, пригласила Таню пить чай с тортом. Она обняла Таню за шею одной рукой, давая, видимо, понять, что, несмотря на разногласия в вопросах строительства замков из песка, они остаются друзьями.

– Хорошо, – разрешила Александра, улыбнувшись, и посмотрела на солнце, прикидывая, который час, как завзятый сельский житель. – Начало восьмого… К девяти – домой. Чтобы мне не пришлось за тобой ходить!

Девочки побежали мимо кустов сирени к забору, Таня отработанным жестом отодвинула доску штакетника, и обе, одна за другой, как ловкие маленькие полевые зверьки, юркнули в образовавшуюся дырку. Расшатанная доска, покачавшись, заняла обычное положение.

– Есть же калитка! – выкрикнула вдогонку Александра и вздохнула: – Вот, забор надо чинить.

– В чем проблема-то, у тебя Вадик рукастый, – сказала Симочка. – Я смотрю, крыльцо новое сделал, в

прошлом году, помнится, вместо ступенек картофельный ящик стоял…

– Так он и в позапрошлом стоял, – напомнила Камилова. – А этим летом я его прижала, сказала, что без крыльца на дачу не поедем. Позудел-позудел и сделал за три часа. А мучались два года, хорошо еще никто ноги не переломал.

– Знакомо до боли. – Симочка закинула руки за голову, глубоко потянула ноздрями душистый воздух. – Камилова, ты ведь любила Вадьку, когда замуж выходила?

– Так ведь… Я и сейчас его люблю. – Саша потерла мизинцем бровь. – Кофейку?

– Посиди тихо, не суетись, – попросила Сима, не меняя позы. – Дай побыть.

Разговор их поменял русло, потек спокойнее, ровнее, голоса сделались мягче; расслабляясь, они снова привыкали друг к другу, отдыхали друг с другом, не торопя приближение летних сумерек, когда замрет природа, тишина и покой опустятся на землю, и душа неудержимо захочет говорить с другой душой о своих тайнах.

– Вот представляете, огромный наш земной шар, – сказала Саша, сделав руками широкое огибающее движение, – по нему топчется много всякого народу, и ма-а-аленький кусочек этого глобуса, размером с игольное ушко, – достался мне! Лоскуток моей земной тверди. Мои сосенки-сестренки, яблонька-матушка, орешник-батюшка… Со мной вместе росли, со мной состарятся, хотя, наверное, переживут и меня, и даже Таньку… Иногда они со мной разговаривают. Яблоня жалуется, что я нерадива и могла бы подкормить ее плодородящую, а орешник требует немедленного вырезания старых веток, потому что душно ему, давай, мол, мамаша, пошевелись!.. Мое лесное семейство. И знаете, с возрастом ответственность за них начинаешь чувствовать, как за родных.

– А ведь и правда, – сказала Симочка задумчиво, – они, наверное, тоже живые, как мы, страдают, радуются…

– И любви хотят, – прибавила Надя.

– О, еще как хотят!

Крупная стрекоза, заломив крутой вираж, с размаху опустилась на Симочкино голое плечо, трепеща перламутровыми крыльями. Все замерли. Сима скосила глаза, боясь пошевелиться. Небесной красоты создание не торопилось улетать и, приопустив прозрачные паруса, надолго задумалось. «Поцелуй богов!» – сказала Александра шепотом, не отрывая глаз от Симочкиного плеча. Стрекоза лениво зашевелилась, перебирая цепкими лапками; «Щекотно!» – заверещала Сима и дернула плечиком. Красавица взметнулась, полыхнула чистым изумрудом, рванула в вертикаль, пугая непредсказуемой порывистостью полета, сделала прощальный «бреющий» зигзаг над Симочкиной головой и тотчас испарилась в прозрачном воздухе, как в волшебной сказке.

– Хороший знак, – сказала Саша, посмотрев на Симу.

Сима опустила глаза и загадочно улыбнулась.

– А не пойти ли нам прогуляться, пока Танюшка не вернулась? – предложила Надя. – Как ты, Симка?

– Я – с удовольствием! – сказала Сима, приподнимаясь в кресле. – Давайте посуду помогу убрать.

– Сиди-сиди, отдыхай, – остановила Александра, – мы сами.

Со стопкой тарелок в руках она направилась к летней кухне, споткнулась на деревянном настиле у порога и едва не упала.

– Черт! Гвоздь этот, зараза такая… Уже который раз.

Она с шумом поставила посуду на стол, направилась к сараю и вернулась с молотком, скорее похожим на кувалду. Вид у нее был суровый и воинственный.

– Давай помогу! – участливо предложила Надя.

– Отойди, Надя.

Александра нахмурилась, присела на корточки, нащупала шляпку выступающего гвоздя, нацелилась молотком – и промахнулась. Надя, сосредоточенно наблюдавшая из-за спины, не выдержала:

– Дай мне! – сказала она, крепко схватившись за древко и потянув молоток на себя.