Вернуть изобилие
Шрифт:
Табита моргнула.
Затем включила коммутатор:
— Прыгаем, — объявила она.
— Можно мне посмотреть?
Это был Могул, он подплыл к тому месту, где до этого сидел Марко. Марко уже ушел, Табита увидела его на другом экране — она направлялся в свою каюту.
— Тут не на что особенно смотреть, — сказала она.
Потом подняла глаза на Могула. Он стянул волосы в хвост. В мясистых мочках его ушей были крошечные осколки ляпис-лазури. Его кожа была белой, как фарфор, высокий лоб — бледным и гладким. Нос у него был длинный и совершенно прямой, губы тонкие и изящно очерченные. Его глаза были прикрыты, в уголках — едва заметные складки. Невозможно было сказать, какого они цвета.
— Здесь место только для одного, — сказала
— Я и есть один, — заметил Могул. — На данный момент.
Он лежал над Табитой в воздухе, каждая клеточка его тела была расслаблена; он вежливо ждал ее разрешения. Он лежал совершенно неподвижно — а они удирали сломя голову, спасая свою жизнь. С такой прической Могул кого-то напоминал Табите: та же гибкая элегантность, та же кошачья грация. Трикарико, сообразила она.
Включался дисплей за дисплеем. Зеленый, зеленый, зеленый.
Табита жестом указала на кресло второго пилота:
— Быстро, — сказала она.
Она заглушила плазменные двигатели, сбросила газ до корректирующего спурта, до тремора в нижних частотах.
Нижние частоты — это был капеллийский привод; он жужжал.
Пока Могул Зодиак пристегивал ремни кончиками изящных пальцев, привод стал переходить в рабочий режим.
Сконструированный таким образом, что большая часть его компонентов располагалась вдоль четвертой оси, в результате чего она выглядела довольно странной по сравнению с тремя остальными, привод «Элис Лиддел» мало чем отличался от приводов, установленных на малых кораблях нашего времени. Возможно, его фланцы были более тяжелыми, панцирный волновод — более громоздким, и кое-кто счел бы ее проводку осложненной странными излишествами. Но когда он входил в рабочий режим, светился и окутывался ореолом, он был во многих аспектах идентичен капеллийским приводам, установленным по всей галактике. Правда, никто не мог обследовать его в момент входа в режим, свечения и появления ореола из-за мощного потока сильного света, выбрасываемого приводом с такой интенсивностью; от этого потока Табита, ее пассажиры и прочее содержимое корабля были защищены трехслойной структурой молибденовых щитов и инерционным пористым материалом.
Окутываясь ореолом, привод начал пульсировать. Пульсируя, он стал перестраивать молекулы, составлявшие Элис, в определенные конфигурации, в обычном состоянии совершенно невозможные. Казалось, кабина наполнялась странным, бесплотным туманом, по мере того, как, покрываясь пятнами, стало сворачиваться ее внутреннее пространство, и все предметы стали расплывчатыми. Звезды стали выглядеть довольно странно. Корабль рыскал вокруг, словно раздраженный этим распадом обычной реальности. Полицейские вызывали их, но ничего не было слышно, кроме звука, напоминавшего тонкие голоса крошечных флейт, словно целый сонм сильфид из трансизмерения играл на них, заманивая путников.
— А кто вообще-то была Элис Лиддел? — спросил Могул. Его голос плавал в воздухе, как сироп.
— Она была маленькой девочкой, — рассеянно отозвалась Табита. — Из рассказа. Маленькой девочкой.
— И она так и не стала взрослой?
Табита смутилась. Время колыхалось, становилось неуправляемым, окутывая самое себя.
— Это уже другая история, — сказала она. Все пульсировало, радостной струйкой устремляясь в новую боковую частоту. Свет в кабине приобрел отчетливый красноватый оттенок. Он покачивался; он извивался. Табита была на «Октябрьском Вороне», вокруг нее бурлила и кричала ликующая толпа. — Та была о маленьком мальчике, — сказала Табита. Она старалась перекричать шум и едва слышала сама себя: — Ты…
Они совершили прыжок.
Завеса реальности раскололась с высоким отчаянным криком, затихшем, едва донесшись до их ушей. Звезды исчезли. Пустота пропала.
Вместо этого корабль прошел через очень бледную, почти
В сверхпространстве незначительность банальных трех измерений становится совершенно очевидной. Сверху традиционное пространство как таковое выглядит непрочным и убогим. Разница между «здесь» и «там», например, едва заметна и становится вопросом почти академическим. Зато «там, вдали» вещи или скорее абстрактная «вещь» разворачивается и восхитительно простирается. Бросившись к иллюминаторам «Элис Лиддел», ее пассажиры отчетливо разглядели перекрещивающиеся росчерки, невольно оставляемые орбитальным движением транспорта вокруг Земли на ртутном мениске космоса, словно рыбы, которые таращат глаза на проплывающих над ними уток. Звук флейт звучал теперь более отчетливо, но уже гораздо меньше был похож на флейты. Сильфиды, если они вообще существовали, бросили свое сопровождение и разбежались, смеясь над еще одним экипажем ничего не подозревавших смертных, хитростью вырванных из своей естественной среды обитания. Они оставили сцену, предоставив ее чему-то обширному и невидимому, насвистывавшему сквозь зубы; а, может, это был просто ветер трансизмерений, суперкубический сирокко, жадно рвавшийся в дыру в форме «Кобольда», оставленную кораблем в триединой ткани.
Полицейские были где-то в другом месте, нигде, за целые миры от них.
Табита взглянула Могула Зодиака, сидевшего через проход по-турецки, сложив руки на груди, опутанного ремнями. Любопытно, что у корабля теперь была небольшая гравитация, словно его притягивало к серому и несерому полу сверхпространства, неясно и тяжеловесно простиравшегося далеко внизу.
Могул улыбнулся Табите:
— Спасибо, — сказал он мягко. — Капитан.
У Табиты появилось мгновенное ощущение, что он понял то, что она только что сказала или попыталась высказать, что он тоже был там, они были рядом, как два любовника на одной подушке.
Ей стало не по себе, и она отвернулась.
Табита закрыла дроссель, установила стабилизаторы, проверила системы поддержания жизни. Все пыхтело так же жизнерадостно, как всегда. Элис прорвалась еще раз!
Хотя при этом раздавалось отчетливое постукивание. Неровный легкий стук. Табита слышала его, он ей не померещился. Ее рука потянулась к клавишам — проверить вероятность аварии, затем отдернулась. «После», — подумала она.
Табита расстегнула ремни и ступила из кресла на пол. Обернулась, обращаясь к остальным членам труппы: акробатке, перчаточнику и Херувиму, почтительно собравшимся позади нее. Их лица казались бледными и зернистыми в странном неясном свете.
— Привыкайте, — сказала Табита, указывая рукой на пейзаж. — Эту картину вы будете созерцать весь следующий месяц.
На самом деле сверхпространство не всегда бывает столь скучным, каким намеревалась представить его Табита. Там, как утки в пруду, отмечаются физические явления, они появляются пятнами и испещряют неясные очертания сверхпространства. Часто они напоминают черный фейерверк на снежном поле, или дрожь миража — серебряное озеро в ослепительном небе. Выдвигаются всякие предметы, словно странные силуэты, растягивающие резиновую ткань: вулканы, кометы, жужжание далеких квазаров. И потом условная относительность размеров полностью устранена. Мимо могут стайками мелкой рыбешки проноситься кси-бозоны. В гексагональные стопки аккумулируются шаги. Если вам повезет, мимо вашего корабля может промелькнуть привидение или пройти прямо сквозь него: отсутствующий друг, отсутствующий и рассеянный разум.
Однако в принципе Табита была права. Верхний мир действительно смотрится как бескрайняя стоячая вода.
Табита посмотрела на Марко, на Могула:
— Никому ничего не трогать, — сказала она. Ее взгляд невольно устремился на Херувима, наклонившего голову в знак согласия. — Я иду спать, — сказала Табита.
Она отступила, когда Могул, освободившись от ремней, спрыгнул из кабины прямо в объятия сестры. Через его плечо Табита увидела ее лицо и задержалась:
— Саския!
— Что?