Вернуться бы в Камелот

Дубинин Антон

22.05.00

«Где я родился — уступы камней к воде…»

(Sir Alan)

Где я родился — уступы камней к воде Плавно спускаются, и разноцветный мох Сглаживает углы — и моей звезде Ясно сиять, пока туда смотрит Бог. Здесь мой Господь Христос не сидел у скал, И от его сандалий здесь нет следов, Но среди вереска я их долго искал, И находил, и однажды услышал Зов. «Алан, мой Алан, да что ты делаешь здесь, Просто любви не довольно, чтоб быть живым, Свита моя проходит сквозь Лионесс, Твой зеленый лес — В доме Моем обретешь, что считал своим». Много на свете света — для всех сердец, Так и в Раю, я знаю, есть рыжие мхи, В вереск вечерний зарывшись, уснет беглец — — пришел наконец — Чтобы, проснувшись, петь и писать стихи. Здесь же, о мой Господь, я смотрю в небеса, В серое небо с закатной кромкой огня. Чтоб сохранить, нельзя опускать глаза, Вот я и жду, когда Ты позовешь меня. Ночью мне снилась вода, что покрыла лес, Скалы и вереск, и зелен был свет со дна. Так я узнал, сколь хрупок мой Лионесс, Под сводом небес, И потеряет, кто будет ждать дотемна. Это не страх, это в сером небе — покой. Вера моя — можжевельник да птичий зов. Это — я понял, лишь сэра Ihesu кров — Наша страна, и у нас не будет другой. В малой часовне и при свечах — темно, Но слышишь — поступь копыт, то держат свой путь Двенадцать Его паладинов, что едут в ночь, А младший несет огонь,

и о всем забудь — Как больно от радости, как весела печаль, Как спрашивал сумрак, ты же — молчал в ответ… Вернешься, когда увидишь Святой Грааль, Вернешься, как смертная смерть изойдет на нет.

30.07.2000

Странствие Ланселота на волшебной барке

Когда ты вернешься, там будет рассвет — вернуться бы в Камелот — У белых ворот — серый вереска цвет — вернешься, когда позовут. — Сквозь листья спускается солнечный свет — вернуться бы в Камелот — Вот только у рыцаря имени нет — вернешься, когда позовут. — Откликнется звоном герольда труба — вернуться бы в Камелот — Вот только у рыцаря щит без герба — вернешься, когда позовут. — А конь твой устал, и висят повода — вернуться бы в Камелот — Так кем ты, скажи, возвратился сюда? — вернешься, когда позовут. — У тех островов, среди моря без дна, Как лунное пламя, сияет волна, На тех островах только птицам и дом, И бледная галька горит серебром. А в скалах там мхов серебристый покров, И чаячьи перья, и звезды цветов. Когда наш корабль мимо них проплывал, Я плакал от счастья и слез не скрывал. И сын мне сказал: так и все на земле — Теряешь навек, чтоб остаться во мгле, И так, обнаженному и одному, Спокойно и смело подняться к Нему, И все отпустив — в море прочь из лагун — Познать свою радость на том берегу. Я сыну ответил — но что, позабыл. Двойник нашей барки по зеркалу плыл, Шла в серое небо ладья из морей, И белая чайка летела над ней, И чайка седая летела нам вслед, И сокол нас вел, благодатью одет, Год близился к осени, вечер дышал, И крачки кричали, взлетая со скал… Я сыну ответил, но знал, что его Терять мне назначено прежде всего, Израненный светом, я принял, что нес, И плакал и пел, не стыдясь своих слез… Но, вставший с камней, как окончился сон, Молись, морестранник — и будешь спасен… Когда ты вернешься — о, стол и постель — — вернуться бы в Камелот — Без имени, словно обратно в купель — вернешься, когда позовут. — У дома меж плит прорастает трава — вернуться бы в Камелот — Но это — опять острова, острова — вернешься, когда позовут. — Не слава, не слово — а просто: живой — вернуться бы в Камелот — И сладостна весть — не иметь ничего — вернешься, когда позовут. — Кому нужен ты, и кто нужен тебе — вернуться бы в Камелот — Нет большей печали, чем радость небес — Вернешься, когда позовут. — Но это — закат, выше шпилей и крыш — вернуться бы в Камелот — И слышишь — сквозь воздуха сумрак и тишь — К вечерней службе звонят…

30.07.00

Отчаянье Персиваля

В небе играл орган. Слезы мои — от любви. И Галахад, правя вдаль, не сдержал коня, Чтобы взглянуть на меня — Ведь у меня нет ран, Чтоб исцелить их касанием — нет у меня… И нет у меня слепоты, Чтобы она ушла При виде Розы [5] , сияющей в этой руке. Я просто спал у воды, Проснувшись, когда взошла Звезда над водою, и пел на сером песке… Кто потерял коня И кто потерял себя, Найдя лишь пустую часовню у тихой воды — Но это сильнее, чем я, И это важнее, чем я, И мне остается только — искать следы… …Небо над пустошью — свод Церковный, но без крестов, Без слышащих лиц, смотрящих на мир с высоты, Где конь Галахада пройдет, Не оставляя следов, Чтоб ищущим путь — до рассвета — искать следы… Кому — перейти поток, Построить дом среди тьмы, — То, что меж нами — важнее и больше, чем мы. То ли — мой меч с крестом, То ли — твой щит с крестом [6] , И — где я видел такой же белый цветок [7] ?.. И мне уже не смолчать И не промедлить ни дня, Скругляется время, в июне кончится год [8] , Но это — больше меня И это важнее меня И пусть я умру, если это меня убьет…

5

Роза — «Роза пламенеющая…»

6

У Персиваля был крест в рукояти меча, а у Галахада — щит со знаком Грааля: алый крест в белом поле.

7

Белый Цветок — Каштан.

8

Поиски были сроком на год и один день, а начались на Пятидесятницу (в июне).

5.08.00

Прибытие Борса из похода Грааля

Когда твой день засияет, как сталь, Ты сможешь предать огню, Что так хранил, всю свою печаль, Мертвую на корню. И менестрель, что пел об одном, Поймет, о чем же он пел, И ты вернешься в свой старый дом, А может, в дальний предел. Сокрыт тот замок, и путь в ночи, Верно, не помнит никто — Но у святого Петра есть ключи, Белый и золотой. В долинах ветер, в горах — рассвет, Но ты не боишься ветров. Окончено плаванье, времени нет Стоять в ожиданье даров, Кому-то — в полночной короне сиять, Но нынче окончен рассказ… — О сэр Ланселот, он просил передать — «Я буду молиться о Вас».

5.08.00

«Я видел небо светлей зеркал…»

Я видел небо светлей зеркал И ангелов на пути. Бил колокол в небе, и голос звал, И я не мог не пойти. А ты боишься ночных островов, Ты делаешь выбор с утра, Дождись его, не покинув кров, Останься в живых, сестра! …А рыцаря нет, он погиб в бою, Иль просто в лесу зарыт, И белый ангел ризу свою Сменил на дерн и гранит, Конец похода — залог разлуки, Спеши из земной тюрьмы… И ты опять опускаешь руки — Не смерти боялись мы… Того ли бояться, чего на свете Нет — но темно и мне. Какой-нибудь светлый испросит смерти, А я — цветов по весне, И, верно, то слабость, но кто бы знал, Как можно подняться выше… Бил колокол в небе, и голос звал, Но имени я не расслышал.

8.09.00

«Когда тебя заберут домой…»

(К «Узким вратам»)

«Когда тебя заберут домой, О, я буду очень рад. Ведь ни друга меч и ни ангел твой Тебя не защитят. Для здешних мест опасное чудо — Такой безмятежный взгляд, И только когда ты уйдешь отсюда, Я буду безмерно рад. Ты следуешь мимо пустых деревень, Холодных и диких скал, И прямо спросишь, войдя под тень, О том, чего здесь искал, И в белый твой щит барабанит дождь, Ему не укрыть тебя, брат, И только когда ты отсюда уйдешь, Я буду спокоен и рад. Разбойничий город, а ты в него Пришел в нехороший час. Здесь слишком пусто на мостовой, И странно смотрят на нас, И пьяная стража хитро вослед Глядит от запертых врат — Когда ты отсюда уйдешь, поэт, Я буду, конечно, рад. Тебе не место рядом с тюрьмой, Ты думаешь, это сад. Когда тебя позовут домой, Я буду рад, Галахад, И я наконец усну спокойно, И первую ночь — без снов, Без этих дальних, тревожных, стройных, Трепещущих голосов. Святым идиотам неведом страх, И здесь не любят таких. Ведь я родился в этих местах, Мне все известно о них, А ты — проездом, так проезжай, Не медли ни дня, Галахад… Когда ты покинешь этот край, Наверно, я буду рад. Ты был в церквах и видел во сне Розарий из роз огня. Но из убитых в этой войне Не все воскреснут в три дня, Не каждая виселица — крест, Не все проснутся к утру… Когда ты уедешь из этих мест, Наверное, я умру. А если ты открытой спиной Получишь свою стрелу, И бледный волхв, не встречен тобой, Прождав, вернется во мглу, Наверное, взгляд безмятежный твой Станет взглядом моим, Но ты — живой, ты еще живой, Прошу, останься живым. Не дай мне Бог взять твой белый щит, Не будучи тобой — Но каждая птица домой летит Дорогой самой прямой, Лицо твое худо, и бледное пламя Вокруг, молодой изгой… «Позвольте, сир, мне поехать с вами, Я буду верным слугой».

«Вовек не верь…»

(Райнэ посвящается)

Вовек не верь, что все пути ведут назад, Я видел сам и путь слепил мои глаза. Когда Кретьен, что из Труа, входил в тот сад, Во сне смеялся я, и за окном гроза Смывала ночь, Хлеща дождем, Слагая гимны… Он видел розу, как огонь, и нес ее У сердца или в нем самом, огнем палим, И сам горел, чтоб розой стать, найдя свое, И Монсальват уже виднелся перед ним — — Путь может быть Прямым, как нить Струны, я знаю — Поверь мне, друг, твоя любовь, твоя печаль Сгорит в огне, чтоб стать одной из этих роз. И замирал средь залы юный Персеваль, Когда я звал, крича ему: «Задай вопрос!» Идя вперед, Кто не умрет — Дойдет до цели… Они смеялись, восходя на ту ладью, И с ними третий был, с лицом как ясный свет, А кто доплыл и что ждало их в том краю — Я не скажу, и сам бы рад узнать ответ — Но каждый путь Быть может прям, Чего же боле…

05. 08.00

Баллада о принце Эдвине

(Алейн Гринстоун) «Мы будем биться отважно, Пока не падем — все. Эта война безнадежна, Но правда всегда одна» — Так юный король сказал нам, И в светлой его красе Уже проступала смерть, Что лучшим из чистых дана. Нам было больно увидеть — Отрядам в рассветной мгле — Но мы стояли и ждали, Когда он отдаст приказ. Ты говоришь, ты отдал бы За победу все на земле — Но такой цены не имеет Жизнь никого из нас. Лети, золотой орел, В небо твоя дорога, Кто в свете и славе шел — Тому ли молить о жизни. Три раны в его груди, И их открыв перед Богом, Он больше ни скажет Ему Ни слова — и будет признан. Уже никакая смерть Нам не была страшна, Кроме одной из всех, Кроме лица под тенью. Нам дали причастие, и Облатка была красна, Когда я вкусил ее Пред битвой и пораженьем. …Похож на свое надгробье. Его окружили цветами. Скажи, что не ведал зла, Солги во спасенье — вновь… Лети, золотой орел, Туда, где тебя не достанет Уже никакая стрела, Уже никакая любовь… Себя ударяли в грудь, Говорили — «Моя вина». Молитва перед концом Не вставала выше земли, Куда опускалась она Тяжелым серым свинцом, И король нам отдал приказ, И мы в атаку пошли. О, золотой орел… Драться, пока есть силы… Ради этой любви, Что ты сделаешь ради нее? Пройдешь ли и через луг Битвы, неся до могилы Мертвое тело его, Мертвое сердце свое? Мне было смешно о ней говорить, О победе — в ранах твоих. Я слышал на мессе так много слов, Но забыл значение их. Мы стояли в кругу, хороня не тебя, А голос и быстрый взгляд, Без которого нам никогда, никогда В рай не вернуться назад. Мне было больно смотреть на тебя, Но я не мог не смотреть. Набрать в себя перед самым концом И дать тебе умереть, Наполнить светлой твоей красотой Чашу скорби земной, А дальше что? Я не знаю, что, Пока ты хоть как-то со мной. …Но рыцарь с лицом прекрасным и юным Войдет в эту залу в наш день конца, Когда мы встанем, склонив колени, И ни одному не поднять лица. Он руку поднимет, явив свою нам Тень радужных крыльев там, за спиной, Знамением слов озаряя стены Дома под тенью, вестью благой. Лицо его — ветер и звездная сталь, В руках его — факел, а может — Грааль, И мертвый король, что белее лилий, Услышит весть его, пламя лет: «Вы славно бились и долго молились, Так радуйтесь, сэры — пришел рассвет. Нет поражений и нет побед, Есть только Господь наш и ваши души. Возрадуйтесь все, кто умеет слушать, О добрые сэры, пришел рассвет».

20.09.00

«Что за день сегодня — прозрачный…»

(Алейн Гринстоун) Что за день сегодня — прозрачный, в серой дымке Господних слез, С туманного неба льется льдисто-ветреное тепло. Серый конь тяжелою рысью отобьет опущенный мост, — Еще долго дни будут длинными, еще долго будет светло. И дорога течет от юга, как серая нить клубка, Режут дымку острые крылья непонятных птиц с вышины… А у рыцаря Сен-Клермонда на перевязи рука, А рыцарю Сен-Клермонду осталось жить до весны. Смотри, сын Господень — солнце, и, сверкая, река течет, Смотри, как порывист ветер, что среди облаков поёт… Но ранен полководитель заколдованным злым мечом, И рана его убивает, и за день до Пасхи убьёт. Дай Бог любому на свете Ему и лорду служить, И так же спокойно и строго вернуться в мир из огня, Узнав, что рана смертельна, вот так же взгляд опустить, И промолчать, усмехнувшись, и наутро — седлать коня… И даже — предстать пред Господом, не опуская глаз, И честно сказать, что видел, и всё принять — одному… О нем будут плакать многие, — каждый, кого он спас, — Дай Бог любому такое, но, Господи, не ему… Но, Господи, но, пожалуйста — кто праведен, тот и благ — Он скачет искать не гибели — успеть еще быть собой, Исполнившим все, что должно (и с каждым да будет так), Щита уже нет на левой, но меч — он все еще твой. …А может, все, что случается — просто путь на короткий срок, И путь сердца — цена последняя наших бед и наших побед?.. А дорога течет, и мили сматываются в клубок, И кто-то с туманного неба смотрит рыцарю вслед…

10.10.00

На смерть сестры

(Алейн Гринстоун)

1.

Так ли Ты делаешь, Отче, из нас — людей? Прости, но порой я не знаю воли Твоей. В тумане терялись пути от пущенных стрел, И падал снег — впервые за тысячу дней, И смерть была рядом, но я ее не рассмотрел, Смотрел, но опять ничего не понял о ней. И снежинка легла мне на руку с холодных небес, Превратилась в слезу и ушла от живого тепла. Я подумал, что вот — расскажу от этом тебе, Но подумал и вспомнил, что ты совсем умерла. Это тоже она — этот ранний медленный снег, А в часовне все десять веков — все то же распятье, И никто никогда не сможет ответить за всех, И мир изменился, а в комнате — брошено платье… Когда я был прежним, я знал, чего стСят слова. Но у Господа в небе нет слов, Его слово — Сын. И может быть, это ты оказалась права, А может, на самом деле и я — один. Зима — позабыть о времени и судьбе, Не знать одиночества птиц и замерзших трав… Но Господь, когда я оставил всё это Тебе, То понял, что вот — наконец — оказался прав.