Вернуться на «Титаник»
Шрифт:
Правда, учитель в школе сказал, что из Гарольда получится или знаменитый писатель, или большой лодырь.
С последним был согласен и сам Гарольд, и папа, и мама, и старший брат Чарльз, и старшая сестра Лилли, и даже Джесси, которая была всего на год старше своего братишки. Про Уильяма вообще не хотелось даже думать. Он, то понимал Гарольда, то смеялся над ним. Ну, во всяком случае Уильям не рассказывал папе, что Гарольд лазит к нему лабораторию, где было ещё больше интересного, чем в библиотеке. Потому что всеми этими проводками и непонятными штучками со стрелочками за стеклом, и без стрелочек, Гарольд с удовольствием делился с самим Уильямом.
Но почему-то никто не считал, что
А вот папа никого не слушал. Гарольд у него был самым любимым сыном. Потому что когда Гарольд родился, как говорили тётушки Гарольда, папины сёстры, то был вылитый папа! И Гарольд это знал!
«Бумагомарака». Так его в шутку называл папа, и подарил ему настоящую печатную машинку, оставшуюся от дедушки. Дедушка, как и раньше мама Гарольда, был учителем, он содержал свой пансион для мальчиков, под Эдинбургом. В этом же пансионе когда-то учился и папа. Мог бы учиться и Гарольд, и Уильям, и Чарли. Но получилось так, что ещё до рождения Гарольда папа и мама уехали из Шотландии. И про Шотландию Гарри знал только по рассказам своих родителей.
После смерти дедушки осталось много интересного. В том числе и эта печатная машинка. Её прислали вместе с книгами и бумагами. И теперь Гарри неумело, осторожно, стучал по клавишам, представляя, что пишет книги. Хотя все его книги были детскими сказочками. Он их прятал в стол, и только «по большому секрету» читал маме. Мама его ласково называла поэтом, в душе гордясь Гарольдом, уже представляя его знаменитым, когда сын вырастет.
А вот Чарли над ним смеялся. Не злобно, по братски. Но Гарольд краснел, и ему бывало по-настоящему стыдно. И как тут не будет стыдно? Возьмётся Гарольд скамеечку починить, замечтается, задумается и ещё больше поломает, да ещё молотком себе все пальцы отобьёт! Попросит его мама посуду помыть, так и чашки с тарелками все грязными останутся, и вода по всей кухне, хоть кораблики запускай. А если Гарольд принимал участие в мытье полов в доме, то можно было кричать «Караул!», потому что там где прошёл Гарольд со шваброй, полы нужно было не просто перемывать, а сушить, да ещё оттирать грязные следы от башмаков Гарольда. И приблизительно по этой же причине, ему никогда не доверяли уборку даже в детской. Ну не мог он понять, что распихивать по углам вещи и игрушки это не наведение порядка! Всё у него было из лучших побуждений, а получалось так, сяк да наперекосяк! Вот Чарли и говорил, что у Гарольда руки-крюки, и не из того места растут. Гарольд обижался, потому что руки у него росли из того места, и он очень хотел уметь мастерить, чинить, быть прилежным, аккуратным, но никто не хотел его учить этому. Мама то понятно, она просто любила Гарольда и сдувала с него пылинки. Папа, если не в отъезде, то запирался у себя в мастерской на целый день, а Чарли с Уильямом больше хихикали над младшим братишкой, а с их смешками да усмешками Гарольд просто не хотел чтобы они его чему-то учили.
Коротко о Чарли. Это старший брат Гарольда. Серьёзный и важный, но в душе остававшийся ребёнком. Чарли самому ещё хотелось играть с младшими братьями, но он заставлял себя этого не делать. Ещё бы! 14 лет! Совсем взрослый!
Гарольд боялся его, но очень любил. Боялся не потому, что Чарли мог его обидеть, а боялся опозориться перед старшим братом. А любил так, что старался во всём походить на Чарли. И если куда надо было идти, то без Чарли… В общем, не любил Гарольд где-то появляться без брата. Он гордо ходил за ним в школе, на улице… впрочем, на улице Гарольду было более скучно, чем кому-то другому.
Гарольд жил в своём мире, который был очень не похож на тот, что его окружает. И тут, в садике, было то самое место, где Гарольда
А ещё, папа сделал Гарольду настоящий дорогой подарок. К школе. Настоящий фотоаппарат, с которым мальчик теперь никогда не расставался. Ему казалось, что он никогда с ним не расстанется. Даже если в фотоаппарате не будет плёнки. А плёнка у Гарольда была, хотя и не часто. Это было дорого, поэтому мальчик чаще просто носил на плече свой подарок, и только уж если очень было нужно, тогда фотографировал. Чарли его научил эту самую плёнку заряжать, а вот насчёт всего остального… в общем, фотокарточки печатать у Гарри не получилось с первого раза. Теперь он часами ждал когда Чарли и папа, в тёмной-тёмной комнате, доведут до совершенства его творения.
Потом родился ещё и Сидней, и жизнь пошла совершенно по другому… Рождение младшего брата было долгожданным, но вот всё что за этим последовало, перевернуло жизнь Гарольда. Он очень любил маленького братика. Но ещё больше – очень любил поспать. По утрам. Особенно когда нужно было идти в школу. А с малышом, который теперь просыпался раньше всех, случайно школы не проспишь!..
…Фредерик только что пришёл в мастерскую и готовился заняться разбитым велосипедом, когда услышал, что к нему пришёл посетитель. На самом входе стоял не кто-нибудь, а секретарь мэра города.
– Здравствуйте, мистер Гудвин! – поздоровался с порога мастерской секретарь мэра, как-то растянув своё «здравствуйте», и притворил двери.
– О, мистер Лэрд! – отложил в сторону инструмент Фредерик и вытерев руки об фартук, смутился.
– Простите, не могу подать Вам руки. Весь в мазуте!
– Ничего, ничего, – прошёл Лэрд и присел на стул, – нас никто не слышит, мистер Гудвин?
– Ну, – подумал Фредерик, – мой помощник уже ушёл домой, а я задержался, как и всегда. Жена сюда не заходит, детям я запретил тут появляться и поэтому тут легко думается, мистер Лэрд.
– Понимаю Вас, – кивнул Лэрд, – у меня серьёзный разговор и не хотелось бы, чтобы нас услышали.
– Сразу к делу? – присел напротив Фредерик, – что-то серьёзное?
Лэрд кивнул.
– Что-то связанное с моей семьёй? – спросил Фредерик.
– Нет, – ответил Лэрд, – я не знаю чем Вы занимаетесь, мистер Гудвин, но знаю Вас как хорошего человека, и вашу семью как порядочных людей. И поэтому посчитал своим долгом сообщить Вам, что сегодня приезжал некто Марлоу, представившийся инженером гражданского флота работающим в Бэлфасте.
– Марлоу? – подумал Фредерик, – я знал одного Марлоу, Джозефа Брюса Марлоу.
– Мэр не стал с ним разговаривать о вас, – протянул Лэрд Фредерику конверт, – но я нагнал его уже на улице и сообщил, что знаком с Вами.
Фредерик взял конверт и открыл его. Там лежало письмо написанное мелким почерком.
– Да! Это его почерк! – обрадовался Фредерик, – спасибо Вам, мистер Лэрд! Чем я вам обязан?
– Ничем, – развёл Лэрд руками, – простите мэра. Он думает не своей головой, а мозгами пастора их церкви. Так, а что же пишет Вам, мистер Марлоу?
– Меня пригласили на работу, – улыбнулся Фредерик, – и благодаря Вам моя семья не останется без хлеба!
– В Бэлфаст?
– Да, – ответил Фредерик, – у них проблемы с электрикой на новом пароходе, и наш общий друг, мистер Эндрюс, вспомнил о моём изобретении, которое я представил в их компанию много лет назад. Тогда его подняли на смех и назвали нерентабельным! А сейчас оказалось, что изобретение не такое уж и нерентабельное. И они его требуют на свой новый пароход!
– Поздравляю Вас, мистер Гудвин, – улыбнулся, кивнув, Лэрд, – и вдвойне поздравляю если это тот пароход, о котором все только и говорят.