Вернувшийся
Шрифт:
— Эй, медсестра! — с кровати старикана послышался скрипучий голос. — Тут этот, мумий обосрался!
*****
Марина сидела на посту ночной медсестры и раскладывала таблетки по пластиковым стаканчикам. Маленькие желтенькие сюда, беленькие туда, розовые вот в эти две. Это был лучший способ не заснуть — заняться каким-то делом. Разложить таблетки на утро, скатать ватные тампоны, подшить разошедшийся шов у халата. А то задремает на посту — и обязательно дежурный врач придёт проверить, а потом выговор впаяет, гад! Сам-то отсыпается,
— Эй, медсестра! Тут этот, мумий обосрался!
Чёрт возьми! Мумиём старикан называл того толстяка, которого вчера, нет, уже позавчера перевели из реанимации. Действительно, очень походило — он был весь переломанный, в гипсе чуть ли не до бровей, только правая рука было без гипса, просто в бинтах. Как же он обосраться смог-то? Он же на внутривенной кормёжке ещё пару недель будет, а для вывода — катетеры и специальные подгузники. Чем он умудрился-то? Ладно… Всё равно нужно идти.
Марина встала, поправила халат и колпак на голове и быстро пошла в палату. Уже на входе она почувствовала, что старик прав — в палате стоял тяжелый спёртый запах чего-то вонючего. Она подошла к толстяку в гипсе ближе — боже, да он весь в чём-то чёрном! Мерзкая на вид и запах жижа сочилась из-под гипса, пропитала всю простыню и покрывала даже лицо! Как он так умудрился-то?
— О, медсестра! — толстячок вдруг заговорил ясным и даже обрадованным голосом. Нашел, блин, чему радоваться! — А душ здесь есть?
— Ккконечно. — Марина растерянно махнула рукой куда-то в коридор.
— Тогда не помешало бы помыться. Проводите же, да?
— Но как? Вы же… я подвезу каталку…
— Обойдёмся без неё!
Загипсованная фигура вдруг дёрнулась и села на кровати. У марины глаза на лоб полезли — это же невозможно! У него не то что руки и ноги — позвоночник сломан, она же сама видела в медицинской карте! Тем не менее пациент сел, потом повернулся, свесив ноги с постели, а потом дёрнулся — и встал на пол ногами, скрюченный из-за гипса, но явно стоящий на своих ногах!
— Как приятно потянуться после двух недель постоянной лёжки, вы даже не представляете! — толстячок радостно поделился с ней этой нехитрой истиной, а потом стал выпрямляться. Гипс с глухим треском лопался на его руках и ногах, рассыпался на куски, а потом пациент разом как-то встряхнулся, как собака, и все бинты с гипсом свалились с него на пол. Завоняло сильнее, изрядно похудевший толстяк стоял, весь в какой-то чёрной жиже, прикрыв одной рукой пах. — Ну что? Где тут душ-то?
Марина ошарашено проводила его до душа, а сама рванула в ординаторскую. Забежала туда и стала трясти за плечо дежурного врача. Ну и плевать, что он не любит, когда его будят! Тут такое происходит!
— Семён Иванович, Семён Иванович! Просыпайтесь!
— Ммммм… Марина, ты? Что случилось? — врач быстро сел на кровати, сон с него мигом слетел.
— Семён Иванович, там этот, весь поломанный больной, которого позавчера перевели… Он встал и пошел душ принимать!
— Что? — присмотрелся внимательнее к медсестре. — Марина, ты опять с санитарами спирт пила? Лучше сама признайся!
— Ни капли! Да вы сами пойдите, посмотрите!
— Ну смотри! Сейчас никого не найду в душе — выговор тебе обеспечен!
Марина быстро довела врача до душа.
— О, Семён Иванович, да? Рад вас видеть! Как вы относитесь к тому, чтоб утром отправить меня на выписку?!
Через минуту врач бочком вышел из душевой, неспешно закрыл за собой дверь и встал, прислонившись спиной к стене. Так постоял пару минут, таращась в стену напротив, потом перевёл взгляд на медсестру:
— Марина! У нас же есть запас спирта? Тащи давай в ординаторскую!
— Но… мы же на дежурстве…
— Бегоооом!
*****
Я ехал в автобусе, битком набитом народом, разглядывая в окно улицы города. Честно говоря, южные города у Чёрного моря, типа моего родного, зимой представляют довольно удручающее зрелище. Пожухлая зелень, приглушенные цвета, будто на чёрно-белой фотографии, слякоть и грязь вместо пушистого снега на Севере. В общем, грусть, тоска и безнадёга.
Но сейчас я смотрел на них с удовольствием и ностальгией. Десять лет их не видел! Почти для каждого уголка можно было найти воспоминания. Вот тут меня как-то ночью «принял» патруль тогда ещё милиции, вывернул карманы и отпустил. А вот здесь я всегда боялся ходить вечерами — на десятом этаже этого дома жил один знакомый, который в молодые годы залипал на игровых автоматах, проигрывая каждую копейку; дошло до того что ему коммунальные услуги отключили, даже воду, за неуплату, так он срал на газетку и выбрасывал в окно получившееся, вот я и не любил тут ходить. А вот здесь мы с пацанами подрались с другой компанией из-за щенка — его себе забрал Коля, до сих пор эта псина у него живёт. А вот здесь, уже почти дома, мы залезли в подвал, и я проволокой пропорол себе руку, прибежал, роняя кровь, домой, а мать мне ещё и подзатыльников отсыпала щедрой рукой. Эх, воспоминания.
Наконец моя остановка. Вышел и пошел к себе домой. Честно скажу, с квартирой мне повезло. Ещё в студенческие годы мать через каких-то своих знакомых узнала, что в неплохой пятиэтажке продаётся квартира буквально за гроши. В ней раньше шил какой-то алкаш, бухал как не в себя, водил домой приятелей-бомжей, ввиду отрезанных газа и электричества они жарили собак и кошек, пойманных во дворах, на костре прямо в квартире. Вот эту жуть и продавали, реально за копейки, так что я уже студентом приобрёл себе её. Полгода отмывал, оттирал, отскребал, восемь раз белил потолок, пять раз красил стены и переклеивал обои, сменил напольное покрытие — и получилась конфетка! Потом, правда, с каждым годом я всё больше и больше захламлял её, превращая в свою «берлогу», но это всё равно была приличная двухкомнатная квартирка.
— О, Вася, привет! — у подъезда меня остановили.
— Привет, Маша.
— Брат говорил, что ты попал в аварию и теперь лежишь в больнице!
— Да, было такое. Как видишь, всё не так мрачно, как кажется. — я улыбнулся ей и развёл руки.
— Я рада. — она легонько похлопала меня ладошкой по груди. — А ты как-то изменился, Вася. Правда, не могу точно сказать — как.
— Ну да. Побывав на том свете, неудивительно немного измениться.
— Маша! Ты едешь?! — машкин папик высунулся из машины, вопросительно посмотрел на неё и злобно на меня.