Вероника из Тарлинга
Шрифт:
Остаток ночи Вероника провела в пестрой компании незнакомых людей, занимавших самые разные должности при дворе. Только присутствие Терезы и разговорчивой леди Санлизы помогало сохранять видимость душевного равновесия. А ведь к ней были прикованы десятки любопытных взглядов.
В зале близ кабинета Гальбо стало прохладно, камины давно погасли, никто из слуг не позаботился подкинуть дров. Но местная знать и не думала расходиться, ожидая событий, способных изменить жизнь королевства.
Каждый хотел лично засвидетельствовать свое почтение новому правителю. Кстати, кто им будет? Хотя на этот счет уже мало сомнений, перед ликом смерти царственные особы порой выкидывают такие плюшки и кренделя, что демоны в пекле хватаются за мохнатые животики, ожидая поживу.
Поскольку все кресла и стулья в приемной были заняты, мужчины сбросили на пол подбитые мехом плащи и усадили на них своих дам и не только своих. Несмотря на подавленное настроение многих присутствующих — шутка ли, за соседней стеной готовился покинуть мир несгибаемый Гальбо, исподволь начались игривые перемигивания и томные вздохи.
Конечно, всеобщее внимание уделялось сестрам из Тарлинга. Повезло же пригожим провинциалкам — одна из них точно станет королевой. Причем, королевой молодой и, кажется, легко поддающейся советам.
Но откуда вообще взялась эта толстуха Санлиза? Ее забытый богом Гарлок — крошечное поместье в предгорье, когда же успела неприметная вдовушка перебраться в столицу, подружиться со старшей сестрой и свести своих лупоглазых девчонок с младшей… Верно говорят, что наглость второе счастье! Ох, уж эти деревенские выскочки!
Статная леди Аглея, манко шурша пурпурными шелками и поражая белизной оголенных плеч, демонстративно прохаживалась по коридору, изредка заглядывая в залу. При этом всякий раз взор ее красивых глаз обращался на кремовое простенькое платье Вероники, находя в избраннице герцога все больше изъянов.
Среди легкой суматохи поражала спокойная приветливость Терезы. Она крепко сжимала ладонь сестры и добродушно кивала в ответ на сочувственные возгласы вельмож. Ее по-детски забавляла шумиха вокруг собственной персоны.
А перед взором уставшей Вероники расплывались алые шелка и зеленый бархат чужих нарядов, длинные перья шляп трепетали на сквозняке, от ароматов мускуса и амбры кружилась голова. Чья-то рука в бежевой перчатке предложила питье, но леди Санлиза перехватила кубок и зачем-то пригубила его первой. А затем отставила в сторону, заявив, что вино слишком крепкое и лучше бы принести чистой воды.
— Вам надо быть стойкой, дорогая госпожа, — убеждала она свою подопечную, заботливо поправляя локоны Вероники, выбившиеся из простого узла. — Позже мы иначе уложим волосы, вы будете выглядеть более представительно. Как и подобает…
Рассеянно выслушав почти материнские наветы соседки, Вероника склонилась к сестре, словно желая защитить ее, а возможно, и самой набраться сил от единственного близкого здесь человека.
— Ламарк мечтает отправиться в морское путешествие к островам пряностей, — шепнула Тереза, не забывая послать улыбку постному лику старого барона, что подошел к ее креслу с шерстяным пледом. — Гальбо нас уже благословил. Государь такой славный, жаль, что очень слаб.
Крупные слезы вновь потекли из прекрасных очей чувствительной девушки и вокруг тотчас одобрительно зашмыгали носы, а нежные ручки дам потянулись к надушенным платочкам.
Немного разбавить унылое ожидание утра удалось лишь странному господину в крикливом наряде шута. Он ворвался в залу, оседлав деревянную трость с набалдашником в виде лошадиной головы. Рыжие волосы его смешно подпрыгивали под клетчатым колпаком с дурацкой погремушкой наверху.
— Эгей! Папаша — кормилец все еще жив? Какая досада, я полагал, старый лентяй уже вкушает неземные плоды в обществе крылатых дев без малейшего одеяния на тугих чреслах.
Обведя насмешливым взглядом притихшее общество, Свартель закинул свою палку на узкое плечо и принял самую высокомерную позу.
— Я едва не проспал главное веселье. Говорят, тут где-то прячется будущая королева. А с чего бы ей скрываться, скажите на милость! Может, она безобразна, поскольку на ее личике тролли молотили горох? Или она с детских лет не отвыкла грызть ногти? Или обожает на завтрак свежий чеснок? Покажите мне красотку, я сразу скажу, пойдет ли корона ее длинным ушам.
Мрачного вида грузный мужчина, стоящий у бардовых занавесей окна, скрестил руки на груди и сухо ответил:
— На месте будущей королевы я бы велел вас повесить!
Нисколько не смутившись, шут мигом повернулся к нему:
— Бросьте! Женское платье вам не пойдет, если только пару подушечек подложить к обвислому заду…
— Мерзкий болтун! Я собственными руками тебя придушу!
Неизвестно, чем бы завершилась эта свара, за которой с величайшим интересом наблюдало скучающее прежде сообщество, но створки дверей в королевскую опочивальню с грохотом распахнулись, и бледный юноша-паж выкрикнул ломающимся «петушиным» голоском:
— Король Этельред Гальбо скончался! Да здравствует король Конта Гальбо де Маликор — названный сын покойного.
Вероника опустила голову, судорожно вцепившись пальцами в несвежее кружево рукава леди Санлиз — та как раз бухнулась на пол у ее колен. В мыслях снова пронеслись сумбурные видения — заросший травой яблоневый сад Снегирей, хрустальный амулетик, зажатый в детской ладошке и базарная площадь, где кроме ощипанных каплунов и сыра торговали тайком скабрезными сочинениями и картинками.
А однажды в закрытой повозке приехала известная по всей округе плясунья. Говорят, после выступления на деревянном помосте, она разделась донага и продолжила танец в шатре при свечах. Каждый желающий мог за пару монет откинуть полог и полюбоваться красотой ее молодого, гибкого тела, извивающегося в немыслимых позах и сулящего блаженство любви. Бургомистр недаром после вызвал ее к себе для строгой беседы… Судя по слухам, на всю короткую майскую ночь.
«Зачем я вспоминаю незначительные события своей юности? Как далеки сейчас родные места! Как чуждо здешнее окружение. Мне хочется видеть лишь Конту, а теперь я смогу рассчитывать лишь на жалкие крохи его внимания. Королева! Я не мечтала быть и баронессой… Неужели фея знала все наперед, одарив меня за доброту моей матери…».