Версаль. Мечта короля

Мэсси Элизабет

– Любую еду и питье нужно вначале проверить на предмет возможной отравы, – распорядился Фабьен.

Он щелкнул пальцами. Гвардеец подхватил поднос и скрылся за дверями.

– Вы считаете, что ее высочество отравили? – спросил Кольбер.

– Версальский дворец – символ нашего короля и его власти. Символ Франции. Наши враги не остановятся ни перед чем, чтобы уничтожить этот символ. С тех пор, как его величество задумал превратить охотничий замок во дворец, он знал, что рано или поздно враги нанесут ему удар. Допускаю ли я, что враги

отважились отравить сестру короля Карла? Да. Но это лишь часть их замысла. Нужно ожидать новых провокаций.

– А если ее высочество просто заболела? – спросил Лувуа.

– В любом случае вам придется обуздать свой аппетит. Пища теперь будет проверяться.

В Салон Войны вошел толстенький человек средних лет с жидкими волосами и пухлыми щеками.

– Господин Маршаль, вы посылали за мной?

Фабьен подозвал его к себе:

– Николя Ла-Ру, примите мои поздравления с повышением. Теперь вы – главный дегустатор кухни его величества.

– Но… – Ла-Ру явно не ожидал такого поворота событий. – Главным дегустатором был господин де Вернон.

– А теперь его место займете вы.

Ла-Ру выдавил улыбку, затем поклонился и исчез.

Людовик принялся расхаживать по кабинету, высоко подняв голову. Гнев и горе поднимались в нем волнами. Походив так некоторое время, он вдруг спросил у Бонтана:

– Мадам де Монтеспан уже проснулась?

– Сейчас пошлю слугу узнать.

– Не надо. Я сам зайду к ней.

Людовик направился к двери, но потом, словно что-то вспомнив, повернулся к Фабьену.

– Изолируйте дворец от внешнего мира, – распорядился король. – Никого не впускать и не выпускать. Приступайте!

За считаные минуты весь дворец узнал о королевском приказе. Все входы и внутренние двери, включая и двери покоев придворных, были закрыты на замок. Гвардейцы и слуги проверяли задвижки каждого окна.

Мадам де Монтеспан не любила, когда ее будил яркий дневной свет, и потому занавеси на окнах были задернуты. Стоило их поднять, как солнечный луч сразу же заставил придворную даму шевельнуться. Не открывая глаз, она сердито поморщилась.

– Я же не велела открывать шторы, – проворчала Атенаис. – Кто заставляет меня просыпаться так рано?

– Солнце, – ответил Людовик, вставая у окна и загораживая свет.

Мадам де Монтеспан села на постели, моргая сонными глазами и отводя с лица пряди волос.

– Ваше величество, мне без вас было так одиноко. Сегодня ночью я вместо вас целовала подушку.

Она почувствовала, что настроение Людовика далеко не игривое.

– Что-то случилось? – осторожно спросила маркиза.

Людовик присел на постель. Мадам де Монтеспан сразу заметила его воспаленные глаза.

– Наша дорогая Генриетта… заболела.

«Ну конечно, Генриетта, – недовольно подумала Атенаис. – Надо за языком последить, чтобы ненароком не обидеть короля».

– Ваше величество, меня совсем не удивляет ее обморок.

Ее высочество совсем ничего не ест.

– Обморок Генриетты был вызван не голодом. Она серьезно больна.

– Тогда я должна ее немедленно навестить! – спохватилась мадам де Монтеспан. – Она у себя в спальне?

– Нет, у меня. Она пришла ко мне искать помощи.

Атенаис ощутила укол ревности.

– Я бы сделала то же самое, – нехотя призналась она и приказала служанке подать одежду.

Людовик безучастно смотрел, как она переодевается.

– Я приказал отрезать дворец от внешнего мира. Движение внутри тоже прекращено. Если хотите навестить Генриетту, поторопитесь.

Атенаис кивнула. Она надеялась, что король проводит ее или хотя бы поцелует перед уходом. Но Людовик остался сидеть, уткнувшись глазами в стену. Мадам де Монтеспан ушла, остро ощущая свое одиночество и неудовлетворенность.

Слуга подбросил дров в камин и разворошил поленья, чтобы они горели равномерно и согревали помещение, однако теплее не стало. Мария Терезия продолжала истово молиться в углу, взывая к Божьей помощи. Бонтан ждал, присев у королевского ложа. Как всегда в моменты потрясений, он начисто забывал о себе. Филипп стоял рядом с Клодиной, следя за каждым движением жены.

Клодина осторожно надавила больной на живот. Генриетта вскрикнула и забилась, словно в судорогах, пытаясь оттолкнуть руку врача.

– Привяжите ее высочество, иначе я ничего не смогу сделать! – крикнула Клодина.

Несколько слуг, схватив шарфы и пояса, привязали руки и ноги Генриетты к столбикам балдахина.

– Вы убиваете ее! – не выдержал Филипп. – Это безумие какое-то!

– Согласна, вашей жене сейчас очень больно. Но мне необходимо найти источник ее боли, иначе я не буду знать, как и чем ее лечить.

Клодина склонилась над Генриеттой:

– Ваше высочество, вы мне поможете? Прошу вас, не противьтесь моим действиям.

Дыхание Генриетты было частым и неглубоким. Ее лицо, чтобы не усугублять страданий, не стали отмывать от слез и крови. Выслушав слова Клодины, она слабо кивнула и тут же закрыла глаза, приготовившись к новому кругу ада.

Войдя в спальню мадам де Монтеспан, Бонтан нашел короля сидящим на постели придворной дамы. Людовик был один.

– Как ее состояние? Что-нибудь изменилось? – спросил король.

– Нет, ваше величество.

– Ей стало хуже?

– Да.

Людовик встал, прошел к окну. Ему хотелось увидеть сады, белый снежный покров на лужайках, кустах и деревьях. Но оконное стекло лишь отражало его лицо и ужас, застывший в глазах короля.

– Я не жалею, что послал ее в Англию, – сказал Людовик. – У меня не было даже секундного сожаления. Она с честью выполнила мое поручение и принесла славу нашему двору.

– Ваше величество, мы все горды ею, – ответил ему Бонтан.