Версаль. Мечта короля
Шрифт:
– Вы не откликнулись на мое приглашение, – сказал Бенуа.
Луна освещала его пригожее лицо. Глаза парня были полны надежды и грусти.
– Я не смогла прийти. Вы же знаете, что я нахожусь на службе.
– Хотелось бы верить, – вздохнул Бенуа.
– А вы поверьте.
Бенуа подошел к ней почти вплотную. Еще немного, и их тела соприкоснутся.
– Пойдемте со мной, – сказал он.
– Нет.
– Вы же хотите пойти. Я это вижу.
– Между нами ничего не может быть. Никогда.
– Знаю.
Бенуа потянулся к ее руке. Софи не противилась. Они побежали в заросли розовых кустов. Софи на бегу потеряла туфельку, но останавливаться не захотела.
Людовик предложил герцогу Кассельскому сесть рядом с ним. Герцогу не оставалось ничего иного, как подчиниться. Они сидели молча, наблюдая за метателями огня, которые искусно жонглировали пылающими факелами и крутили огненные обручи.
Наконец Людовик заговорил. Король сидел в непринужденной позе, упираясь локтем в колено.
– В детстве нам запрещали играть с огнем, а эти люди играют всю жизнь, и им, похоже, нравится.
– Я не вижу в этом никаких заслуг, – ответил герцог Кассельский. – Сплошное фиглярство, недостойное называться искусством.
– Душе бывает полезно немного опалить крылышки. Вы не находите, герцог?
– Доблестная Жанна д’Арк вряд ли согласилась бы с вами. Или Люцифер.
– Я вот тут представил: в какой-нибудь другой жизни мы с вами могли бы стать друзьями, – сказал Людовик, пристально глядя на герцога.
– Я не склонен к фантазиям. У меня нет на них времени, – довольно резко ответил тот.
– Фантазии способны удивлять. Порою неожиданно.
– Неожиданности меня тоже не привлекают.
– Мне остается лишь вам посочувствовать, – улыбнулся король.
Неизвестно, как долго продолжался бы их разговор, но в это время раздался оглушительный грохот. Гости ошеломленно крутили головами; слышались восклицания и испуганные крики. И вдруг над кустами поднялся огромный огненный цветок. Он лопнул, рассыпая снопы разноцветных искр. Вскоре в небе над амфитеатром стало светло от фейерверков. Собравшиеся бурно рукоплескали. Герцог Кассельский поморщился и встал.
– Вы так скоро нас покидаете? – спросил Людовик.
– Горящей бумагой меня не удивишь. В свое время вдоволь насмотрелся.
Не спрашивая разрешения и даже не простившись с королем, он сбежал вниз и крикнул своим слугам:
– Подать мне карету!
С этими словами герцог Кассельский стремительно удалился.
Едва герцог покинул помост, туда поднялся Филипп, неся два бокала с вином.
– Я уж думал, он проторчит здесь до утра, – сказал Филипп, шумно усаживаясь. – Давай выпьем.
Он подал Людовику бокал и улыбнулся.
– Спасибо тебе, брат, что ты здесь, – сказал король. – Поверь, это не просто слова.
Филипп
– Знаешь, сейчас я склонен тебе поверить.
Людовик тоже поднял бокал, и они выпили.
Бенуа и Софи любовались фейерверком со скамьи возле оранжереи. Темнота скрывала их от посторонних глаз. Они сидели, прижавшись друг к другу. Потом Бенуа наклонился и крепко ее поцеловал. И тогда душа Софи, уставшая от непонятных ей интриг, вспыхнула радостью, отчего внутри стало светло, словно и там сияли праздничные огни.
Филипп отставил пустой бокал. Он рассеянно смотрел на фейерверки, ощущая вялость в теле и пустоту в голове. Ему показалось, что стул под ним кружится. «Надо выпить, – подумал он. – Мне просто нужно еще глотнуть вина».
В небе одновременно расцвели три фейерверка, запущенные с разных сторон. Их звук живо напомнил Филиппу выстрелы из пушек и мушкетов. Он заморгал, и вдруг веселые разноцветные огни исчезли. Филипп увидел пылающие тела, раненых и мертвых солдат, оторванные руки, ноги и куски тел, падающие на землю.
Он встал, глядя остекленевшими глазами. Качнувшись на нетвердых ногах, он кое-как сошел с помоста.
– Брат, ты куда? – окликнул его Людовик.
Но Филипп скрылся в толпе. Людовик тоже встал и бросился за братом, расталкивая гостей и гвардейцев. Филипп брел по дорожке, обсаженной розовыми кустами. Ноги несли его к купальне, где его сейчас никто не увидит и не услышит, кроме луны, звезд и хорька, вынюхивающего мышей. Там Филипп упал на траву, обхватил голову и громко зарыдал.
– Брат мой!
Людовик догнал его, опустился рядом, обнял. В душе Филиппа бурлил страх вперемешку с неудовлетворенной страстью. Людовик не знал, чем его утешить. Потом Филипп вырвался из рук старшего брата и поднял руку, загораживаясь ею, как щитом.
– Однажды, когда окончился бой, я ходил по полю сражения и наткнулся на молодого парня. Он нес мешок с останками своего брата. Мне он сказал, что обещал матери непременно вернуться вместе с братом… Я тогда подумал: «А мой брат сделал бы это для меня?» Я бы для тебя сделал, можешь не сомневаться. А ты? Честно говоря, не знаю.
Слушая брата, Людовик сочувственно кивал.
– Филипп, если судьба сделала меня королем, – признался он, – разве я перестал быть твоим братом? Думаешь, я могу иметь все, что только пожелаю, и более ничего не хотеть? Увы, даже король не может позволить себе жить так, как хотел бы. И не кто иной, как ты, проживаешь за меня эти стороны моей жизни. На самом деле это ты живешь так, как хотелось бы жить мне, королю.
Филипп поднес кулак ко лбу. Казалось, он старался выбить из себя весь скопившийся ужас.