Версаль. Мечта короля
Шрифт:
Засмеялись все, кроме герцога Кассельского. Увидев, что Людовик за ним наблюдает, герцог заставил себя рассмеяться.
– Вы довольны собачкой, которую я вам поднесла? – спросила мадам де Монтеспан, наклоняясь к королю.
– Вы про Касселя? Вполне доволен.
– Вижу, вы до сих пор его дрессируете.
Людовик улыбался. Его взгляд вбирал в себя лица, голоса, блеск свечей и взрывы смеха. «Какой прекрасный момент, – подумал он. – Я – в любимом дворце, окруженный подданными. Вот если бы время могло остановить свой бег,
История была рассказана. Роган опрокинул в себя еще один бокал. Количество выпитого вина сделало его вполне готовым к серьезному разговору с королем. Покачиваясь, Роган подошел к королю.
– Кто-то должен поговорить с вашими строителями, – заплетающимся языком произнес он. – Рабочие устали. Они голодают. Угрозами и строгостями вы вряд ли заставите их работать.
Людовик перестал улыбаться:
– Я сам с ними поговорю. А тебя прошу говорить потише. Не порти настроение моим придворным.
– Ваше величество, позвольте быть с вами откровенным, – продолжал Роган, раскачиваясь из стороны в сторону. – Вы потеряете их уважение. Каждый, кто побывал на войне, остается солдатом. А солдаты понимают лишь приказы. Вот если бы к ним пришел человек военный, урезонил бы их…
Роган поклонился, предлагая в качестве такого человека себя.
– Ты прав. Я пошлю к ним Лувуа.
Изумленный Роган открыл рот, но тут же поспешил закрыть. Чувствовалось, ему хотелось возразить и даже потребовать, чтобы король отправил на переговоры со строителями его, однако он своевременно вспомнил о своем месте. Нехотя поклонившись, Роган поплелся прочь.
Дождавшись, пока Роган удалится, к Людовику подошла Генриетта. Ее лицо было непривычно бледным. Лоб прочертили морщины.
– Ваше величество, прошу меня извинить, но я устала и неважно себя чувствую. Я пойду к себе.
– Да что с тобой сегодня? – удивился король. – Ты всегда являлась украшением двора. А сегодня… какая-то отрешенная. И за обедом, и сейчас.
– Еще раз прошу меня извинить, ваше величество.
Генриетта сделала реверанс, подозвала Софи, и они обе удалились. Людовик и Филипп смотрели им вслед. Потом Монтеспан взяла короля за руку, и они удалились в ее покои.
Их любовное слияние было бурным и неистовым. Атенаис извивалась, стонала от желания. Шею Людовика обдавало ее жаркое, страстное дыхание. Он опустился на нее, прижал ее руки. Она продолжала извиваться. Казалось, будто она хочет вырваться из-под этого гнета, хотя на самом деле Атенаис наслаждалась мужской силой и властью над нею. Людовик двигался, вновь и вновь пронзая ее. Он хотел эту женщину и не потерпел бы ни малейшего сопротивления.
Однако даже сейчас он продолжал думать о Генриетте.
Людовик заставил себя вернуться к процессу и даже сделал несколько толчков. Его кулаки были плотно сжаты, он дышал сквозь зубы, однако неистовая жажда мало-помалу
И вновь он подумал о Генриетте.
Он вдруг остановился и резко встал с кровати, не достигнув вершины наслаждения.
Атенаис откинула с лица взмокшие пряди и осторожно коснулась плеча Людовика:
– Неужели я не доставила удовлетворение королю? Позвольте исправить мою оплошность.
Но король уже одевался.
– Я вернусь, – пообещал он.
Взяв свечу, Людовик воспользовался потайным коридором, который привел его прямо в спальню Генриетты. Она спала, разметав волосы по подушке. Ее руки были сложены у подбородка, отчего она сейчас напоминала молящегося ребенка. Шаги короля разбудили Генриетту. Она торопливо натянула одеяло, прикрыв грудь.
– Ваше величество, – сонно прошептала она.
Людовик поставил свечу на столик и присел на край кровати:
– Я беспокоился о тебе.
– Не стоило, ваше величество. Я просто устала.
– Твои глаза говорят мне другое.
Дверь спальни стремительно распахнулась, вошел Филипп.
– Мой брат верен себе! – закричал он. – Выждет, пока ты утомишься, а потом начинает бахвалиться. Он всегда так поступал со мной. Можешь не сомневаться, теперь настал твой черед.
– Брат, веди себя прилично, – потребовал Людовик.
– По-моему, ты забываешь, где находишься, – сердито бросил ему Филипп.
– А ты забываешь, с кем говоришь, – ответил Людовик с отнюдь не братским выражением лица.
Филипп осекся. Слова, готовые вырваться наружу, застряли у него в горле.
– Лувуа тебе не поможет, и ты это знаешь.
– Давай не сейчас! – оборвал его Людовик.
– Солдаты не уважают генералов, отсиживавшихся вдали от поля битвы. Воин доверяет только тому, с кем вместе стоял под градом пуль.
Людовик встал и направился к брату. Филипп не дрогнул.
– Думай, чт'o говоришь, – бросил король.
– Ты всегда защищаешься. Но от кого? Как ты можешь слепо не обращать внимания на тех, кто хочет тебе помочь? Далеко не все мечтают сбросить тебя с трона. Если бы ты на мгновение снял оборону, ты бы это увидел. Люди хотят тебе помочь. Так дай им такую возможность.
Генриетта со стоном поднялась на ноги, завернувшись в одеяло.
– Брат! – крикнул Филипп. – Тебе кажется, что я против тебя. И весь мир против тебя. Но ты ошибаешься.
– Филипп… – с трудом произнесла Генриетта. Она цеплялась за изголовье кровати. Испарина покрывала ее лоб. – Пожалуйста, прекратите ссориться.
Филипп повернулся к жене:
– А ты, пожалуйста, что-нибудь съешь! Скоро в обморок упадешь от голода.
Генриетта посмотрела на братьев, потом на столик, где стояло блюдо с фруктами. Она покачала головой и приспустила одеяло, показав слегка округлившийся живот.