Версаль. Мечта короля
Шрифт:
– Его величество сейчас совещается, но скоро подойдет, – сказал Трокмортон.
– Благодарю вас.
Генриетта вздрогнула, надеясь, что Трокмортон этого не заметил.
Его затылок ударился о столб. Перед глазами замелькали россыпи звезд. Закусив от боли щеку, он заставил себя улыбнуться Маршалю, наградившему его этим ударом.
Глава королевской полиции проверил надежность веревок, которыми Мишель был привязан к столбу. Потом взял кожаный ремень. Двое караульных бесстрастно
– Кто тебе приказал убить ее высочество? – спросил Маршаль.
– Не знаю.
Кожаным ремнем Фабьен накрепко привязал голову Мишеля к столбу, лишив его возможности двигаться.
– Как он общался с тобой?
– Не знаю.
Из своего пыточного арсенала Фабьен выбрал молоток потяжелее и железный шип. Мишель умел выдерживать удары. Но и у него был порог, за которым просыпался страх.
Острие шипа уперлось Мишелю в череп рядом в правым ухом.
– Человеческий мозг – удивительная штука. Если знать, в какое место ударить, – а я это хорошо знаю, – у жертвы останется способность думать и говорить. И только. Жертва больше не сможет пошевелить ни рукой ни ногой. И так – до конца жизни. Ты слышал об этом?
Мишель напрягся всем телом, пытаясь разорвать веревки, но они держали крепко.
– Я… я вообще никогда его не видел. Он оставлял мне записки. Каждый раз – в новом месте.
– Чем ты занимался, пока не поступил ко мне в дорожную охрану?
– В таверне работал.
Маршаль опустил шип.
– Ты знаешь, кто такой Вильгельм Оранский?
– Нет.
– Ты боишься?
– Чего? – огрызнулся Мишель.
– Ты сам ездишь к нему или он приезжает во Францию?
– Кто – он? О ком речь? – спросил арестованный, не оставляя попыток разорвать веревки.
– Да все о нем. О Вильгельме Оранском.
– Не знаю я такого!
– Где находится таверна, в которой ты работал?
– На юге, недалеко отсюда.
Фабьен наклонился к арестованному:
– Он снабжает тебя деньгами?
– Кто – он?
– Вильгельм Оранский!
– Говорю вам, не знаю я такого! – закричал Мишель, брызжа слюной из разбитых губ. – Я ни разу не был в Голландии!
Фабьен выпрямился, холодно улыбаясь уголками рта:
– А я не говорил, что он из Голландии. Это ты проболтался.
Дверь в пыточную комнату с шумом распахнулась. Вошел Бонтан. Маршаль сердито обернулся, недовольный, что ему помешали в самый кульминационный момент. В лице Бонтана не дрогнул ни один мускул.
– Король желает вас видеть.
Маршаль снова повернулся к арестованному.
– Передайте его величеству…
– Незамедлительно, – добавил Бонтан.
Фабьен досадливо вздохнул и стал вытирать руки.
– С этого красавца глаз не спускать, – приказал он караульным. – Не разговаривать с ним и на его просьбы не откликаться.
Маршаль и Бонтан ушли. Гвардейцы безучастно
– Где господин Маршаль? – спросил Роган. – Король требует его к себе.
– Так он… уже пошел к его величеству, – растерянно ответил один из гвардейцев.
– Тем лучше. А это, стало быть, и есть предатель? – спросил Роган, проталкиваясь вперед.
Гвардейцы смешались, не зная, как себя вести с лучшим другом короля.
Мишель и Роган сердито поглядели друг на друга.
– На месте Фабьена я бы с тобой не возился, – сказал Роган. – Только время зря тратить. Я бы тебя повесил, а потом четвертовал.
Роган взял со стола шип, повертел в руках:
– Какая жуткая штука. Для чего она?
– Людей убивать, – процедил сквозь зубы Мишель.
Гвардеец подошел к Рогану:
– Господин, вы бы…
– Убивать? – переспросил Роган. – Вот так?
Повернувшись, он со всей силой вонзил шип караульному в глаз. Гвардеец с пронзительным воплем рухнул на пол. Роган успел завладеть его кинжалом и, когда второй гвардеец бросился к нему, метнул кинжал. Оружие застряло в горле гвардейца, который тоже упал, безуспешно пытаясь вырвать кинжал и лишь усугубляя свои муки. Равнодушный к предсмертным судорогам раненых, Роган быстро освободил Мишеля от веревок и достал из-под плаща принесенное монашеское одеяние.
Мишель торопливо натянул на себя сутану.
– Что теперь? – спросил он.
– Спускайся в прачечную. Там тебя ждет гвардеец из наших. Он выведет тебя из дворца. Поедешь в Париж, навестишь нашего друга. Передай ему: из тех, кто у него есть, пусть отберет самых лучших. Их ты отведешь сам знаешь куда. Там будете ждать моих дальнейших распоряжений. Торопись!
Пламя очага окрашивало гостиную Филиппа в мягкие оранжевые тона, даруя тепло и уют, но не уменьшая напряжения, разлитого в воздухе. Филипп и Шевалье сидели рядом, глядя на танец огня и слушая треск поленьев.
– Ты помнишь первую нашу ночь, проведенную вместе? – спросил Шевалье.
– Нет.
– А слова, которые я сказал тебе наутро?
– Тоже нет.
– Я тогда сказал: «Отныне каждый день, когда я не касаюсь тебя, не вкушаю тебя, не чувствую тебя и не дышу тобой, станет для меня днем смерти и скорби».
Филипп едва заметно пожал плечами. Шевалье повернулся к нему, стараясь заглянуть в глаза:
– Для меня эти слова не утратили смысла. Я могу повторить их и сейчас. Я совершил очень серьезную ошибку. Своим поступком я нанес оскорбление королю и тебе. Но моя любовь к тебе остается столь же крепкой, как в день нашей встречи.