Версаль. Мечта короля
Шрифт:
В это время мимо проходил Филипп, и король, раздосадованный признанием Кассини, перенаправил свою досаду на брата.
– Дорогой брат, должен признаться, я недоволен твоей медлительностью. Как ты помнишь, я просил тебя заняться придворным этикетом. Ты обещал подумать. Поскольку ты до сих пор ничего мне не представил, вывод напрашивается сам собой: или ты забыл о моем поручении, или твои размышления оказались бесплодными.
Филипп, который тоже находился далеко не в благодушном настроении, не стал медлить с ответом:
– Ты прекрасно
Людовик почти прижал брата к стене, вынудив остановиться.
– Это не было предложением. Советую вспомнить наш разговор и крепко подумать. Возможно, на сей раз твои мысли принесут плоды.
Стук в дверь заставил герцога Кассельского оторваться от расходной книги.
– Кто там? – недовольно спросил он.
– Ваш старый друг.
Старым другом оказался не кто иной, как Монкур. Размеры комнатенки, в которую он попал, заставили его скорчить гримасу.
– Угощайся, – предложил герцог Кассельский, подвигая ему графин с вином.
– Благодарю. Что-то не хочется.
– Думаю, ты уже слышал, что наш замысел с убийством невестки короля провалился, – сказал герцог Кассельский, закрывая книгу. – Предполагаемый убийца схвачен и посажен под арест.
– Слышал, – ответил Монкур, присаживаясь на узкую койку. – Я еще тогда понял, что это рискованная затея.
– Мне другое покоя не дает. Кто же это мог донести о заговоре королю? Круг знающих был невелик.
– Успокойтесь, герцог. Не я.
– Конечно, не ты, хотя… меня удивляет легкость, с какой король тебя простил.
– А даже если бы это был я, что бы вы сделали? Рассказали королю? Но на виселицу я бы отправился не один. Все бы вы там болтались. Так что ничего бы вы мне не сделали. А если вы снова увидите наших таинственных друзей, передайте им, что я больше не желаю принимать участия в их заговорах. Я достаточно настрадался от рук короля, но я познал и его благословенную щедрость.
– Я вовсе не хочу избавляться от короля, – признался герцог Кассельский. – Мне достаточно поставить его на место и вернуть жизнь в прежнее русло.
Монкур встал и отряхнул панталоны, словно он замарал их в жилище герцога.
– Жизнь никогда не вернется в прежнее русло. Нам обоим суждено провести остаток дней в Версале. Позаботимся о том, чтобы это были счастливые дни.
Монкур подошел к двери.
– А бывшим союзникам я прошу передать мои наилучшие пожелания. Я очень рассчитываю на то, что более о них не услышу.
Угощение, принесенное слугами, было обильным, отменно приготовленным и красиво разложенным по тарелкам, блюдам и вазам. Но Филипп лишь поморщился. У него совершенно не было аппетита. Отщипнув от грозди виноградину, он повертел ягоду между пальцами и швырнул в горящий очаг. Потом взял пирожное, понюхал.
– Не припомню, когда в последний раз я был по-настоящему голоден, – сказал Филипп, возвращая
Шевалье тоже отщипнул виноградину, которую немедленно отправил в рот.
– А что король понимает под этикетом? – спросил он.
– Нечто сумасбродное и необдуманное. Если я об этом заикнусь, меня сочтут дураком. Брат требует от меня создать… свод правил, определяющих поведение придворных и вообще всех, кто оказывается во дворце. Людовику нужно, чтобы мы все превратились в марионеток.
– Но так ли уж плох этот замысел? Думаю, ты недооцениваешь своего брата, а зависть не позволяет тебе видеть его несомненные таланты.
– Я просто вижу его таким, какой он есть на самом деле.
Шевалье взял вторую виноградину. Эту он катал между пальцами.
– А ведь твой брат придумал изумительный способ управлять всеми. Что может быть успешнее свода правил, которые регламентировали бы каждое слово и движение? Гениальный замысел. И потом… – Шевалье отправил виноградину в рот, с наслаждением разжевал и проглотил. – Он проявил щедрость и вернул меня к тебе.
– Стало быть, я перед ним в долгу?
– Да. Нельзя считать королевскую милость чем-то само собой разумеющимся.
Шевалье вскочил, прошелся по комнате, потом остановился возле письменного стола Филиппа.
– Итак, мы превратим версальскую знать в послушных слуг, – сказал он, водя пером по подбородку. – Отныне день каждого придворного будет тщательно расписан от рассвета до заката. Правила будут диктовать им, как надо ходить, говорить, вести себя с мужчиной или женщиной. А сколько правил можно придумать для обедов! Наконец, поведение придворных в присутствии короля. Тут вообще непочатый край. Ты, мой дорогой, станешь главным церемониймейстером.
Филипп откинулся на спинку стула:
– Ты с ума сошел.
– Так давай сходить вместе, – улыбнулся Шевалье и полез за бумагой.
– Уж не знаю, почему мне сегодня сопутствует удача, – сказал король, разглядывая карты, сданные Кольбером.
Время было позднее, но король не торопился идти спать. Вместе с Роганом и Кольбером он играл в пикет, избрав для игры уютный дворцовый салон. Мадам де Монтеспан, Филипп, Шевалье и еще несколько придворных, удостоившихся приглашения, наблюдали за игрой. Атенаис стояла почти у самого стола, и ноздри короля ловили запах ее духов.
Роган оценил свои карты, сбросил две и взял две новые. Людовик сбросил четыре карты.
– Роган, а ты ведь с детства здорово играешь в карты, – сказал Людовик. – Я еще тогда удивлялся.
– Я жульничал, но никто из вас этого не замечал.
– Вот оно – запоздалое признание в детских грехах! Сейчас бы ты не осмелился жульничать.
– Ваше величество, мне сейчас немного больше лет, чем тогда. И у меня нет надобности обманывать вас, что в картах, что во всем остальном.
Игроки раскрыли карты. Кольбер подсчитал суммы и поморщился: