Вершина Столетова
Шрифт:
Когда родился Юрка, Ольга так жалела, что нет рядом Василия и некому посмотреть на сына. Жалела она, что не видел Василий и когда первый раз улыбнулся сынишка, и когда у нею явственно обозначился отцовский цвет глаз. Она все думала — вернется Василий, и она ему будет долго рассказывать про сына: как нетерпеливо и требовательно он просил грудь, как начал брать своими цепкими ручонками игрушки, как впервые сказал «папа». И тогда только будет полная радость, потому что без Василия Ольга всему радовалась лишь вполовину. Но в то самое время, как она, запечатлевая в материнском сердце малейшие подробности первых месяцев жизни сына, собиралась потом
Ольга почувствовала на своей влажной щеке маленькую шершавую руку. Она не слышала, как вошел Юрка, не знала, гулял ли он или уже давно был дома. А Юрка стоял у кровати и, уткнувшись лицом ей в под мышку, гладил своей жесткой, ласковой ладошкой по волосам и по щеке.
— Не надо, мама, — шепотом говорил он. — Не надо.
И оттого, что сын жалел ее, было еще горше.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Из Новой Березовки Михаил выехал за полдень.
Солнце жарко припекало. Размаривало. Ни о чем не хотелось думать. Хорошо было просто смотреть вокруг и слушать мягкое постукивание колес да скрип упряжи.
Дорога шла засеянными и уже кое-где зазеленевшими полями. Черными и черно-зелеными широкими лентами поля уходили далеко к горизонту, и, глядя на них, Михаила охватывало уже давно не испытываемое чувство глубокого удовлетворения: земля эта возделана и засеяна машинами его бригады!
В стороне, за поливным полем, медленно сходились, расходились и снова сходились два трактора. Это Житков и Горланов подымали ранний пар. Шум тракторов издали походил на тонкое осиное жужжание. Ястреб, распластав крылья, парил над ближним концом пашни, высматривая добычу.
Дорога вышла на большак. Отсюда, с пригорка, стал виден гребень плотинной запруды и сквозная, соединяющая Новую и Старую Березовку, черта магистрального оросительного канала. От него в полях, похожие на щупальца, шли большие и малые картовые оросители.
Михаилу еще ни разу не приходилось видеть полива на больших площадях, и представлялся он ему чем-то вроде бурного, кратковременного половодья. Ольга открывает главный шлюз, вода устремляется в каналы, затопляет их, перехлестывает через края, и хлеба пьют вдосталь живительную влагу. Ольга закрывает шлюз — полив окончен. Теперь, после весеннего сева, Михаил хорошо знал, что такое поливные валики и выводные борозды, и все-таки представление о поливе у него осталось прежним, может быть, потому, что воображаемая картина полюбилась, а может быть, и потому, что хотелось видеть Ольгу вот такой сильной, почти всемогущей.
Солнце начинало склоняться к западу, но жара еще держалась. Временами наплывал ветерок, но был он слабым, немощным, точно сам изнемогал от жары.
Когда Михаил въехал на эмтеэсовский двор, там уже стояли распряженные подводы, запыленные мотоциклы и велосипеды. В тени конторы, перекидываясь словцом и отвечая дружным хохотом на шутки записных остряков, которые находятся в любой компании, густо дымили самокрутками трактористы, бригадиры, учетчики. Многих из них Михаил видел впервые, но и те по укоренившемуся сельскому обычаю, здоровались с ним запросто, как со старым знакомым. Вспомнился зимний приход в мастерские, и опять большое и сильное чувство товарищества охватило Брагина.
За каких-нибудь пять минут Михаил узнал все последние новости: кто уже отсеялся, кто кончает сегодня-завтра, кто отстает. Только две бригады опередили его: пятая и десятая. В пятой из четырех машин три были новые, работавшие первый сезон, и ей сам бог велел. Но вот как ухитрился на целый день раньше отсеяться Галышев, это для Михаила было и удивительно и даже немножко обидно. Всю первую половину сева Михаил шел впереди Галышева, первым переехал на поливные земли. И вот — на тебе!
— Андрею Петровичу! Победителю, — вставая и шутливо раскланиваясь перед подходившим Галышевым, крикнул бригадир из Старой Березовки.
Галышев присел на траву рядом с Михаилом, отер платком лоб.
— Это все шутки, а вот ты, — он легонько хлопнул Михаила по плечу, — ты молодец! На таких самоварах и…
Михаил смешался от неожиданности и, с нарочитым тщанием притушивая папироску, пробормотал в ответ:
— Что тут такого особенного?
— Ну нет, не скажи, — возразил Галышев. — Это не так просто. Говорят, в последние пять лет Новая Березовка из отстающих не вылезала. На севе с такими машинами не работа — слезы…
Из конторы вышел Илья Гаранин и попросил всех, кто приехал на партийное собрание, заходить.
На повестке дня стоял один вопрос: итоги весеннего сева. Докладчиком был Сосницкий.
Когда Михаил поближе узнал этого юркого, чернявого человека, он ему перестал нравиться: уж очень занятой он имел вид и разговаривал таким поучающим тоном, от которого все кругом становилось серым и скучным. Самого Сосницкого это ничуть не смущало. Напротив, заметив кислую мину собеседника, он еще больше воодушевлялся. Видимо, он был глубоко убежден, что его устами глаголет истина, и, раз так, истина эта обязательно должна достигнуть ушей слушающего и — хочет он того или нет — проникнуть в его сознание. Потому, должно быть, он вызвался быть докладчиком и на сегодняшнем собрании: собрание важное, а секретарь — человек новый, ненадежный, как бы не наломал дров.
Говорил Сосницкий длинно, с явным удовольствием.
— Сроки сева — вещь немаловажная, а у нас они, скажем прямо, имеют решающее значение. И многие бригады глубоко осознали это и закончили сев буквально в считанные дни.
Сосницкий перечислил передовые бригады, с которых «мы должны, — как он выразился, — всячески брать пример».
Михаила задело, что его бригады в списке лучших не оказалось. Не попала в этот список и десятая — галышевская.
Воздав должное передовикам, Сосницкий перешел к отстающим. Тут его красноречие достигло особенного блеска. О перерасходе горючего, нарушениях агротехники и простоях тракторов он говорил с таким пафосом, что многие морщились, как при зубной боли. Даже главный инженер, со слов которого, видимо, все это и знал Сосницкий, слушал со скучающим видом и смотрел на докладчика, как смотрит учитель на перестаравшегося ученика.
Про бригадиров отстающих бригад Сосницкий говорил, что «мы должны их серьезно поправить». Этот полюбившийся оборот он употребил несколько раз. Вдруг в числе тех, кого следовало «серьезно поправить», Михаил услышал и свою фамилию. Это уже совсем сбило его с толку, даже рассердило.
А Сосницкий, мимоходом признав все же, что седьмая бригада закончила сев одной из первых в МТС, начал подробно перечислять ее грехи: низкая трудовая дисциплина и как результат ее — авария с поршневым пальцем; слабое знание бригадиром агротехники поливных земель, а отсюда чрезмерное сгребание пахотного слоя в поливные валики…