Вершина Великой революции. К 100-летию Октября
Шрифт:
Именно в революции общественная практика масс часто создает такие новые социальные формы, которые затем долго изучают и пытаются понять теоретики. Привычная логика творческой деятельности здесь как бы переворачивается: теоретическая модель и ее практическое воплощение рождаются почти одновременно (примеры этого – Парижская коммуна, первые Советы в России 1905 года, опыт СССР со всеми его противоречиями и даже современное альтерглобалистское движение – хорошо известны).
Но эта мощная социальная энергия неизбежно несет в себе и противоположный потенциал, что очевидно: революция по определению всегда есть и процесс разрушения старой системы. Общеизвестно (во всяком случае, для знатоков классического марксизма, о чем мы уже мельком упомянули выше, обозначив подход к данной проблеме), что в принципе разрушению в революции подлежат старые, отжившие свое социальные формы (производственные отношения, экономические и политические институты, социальные градации, идеологические стереотипы и т. п.). Однако на практике
Суммируя сказанное о субъекте ассоциированного социального творчества и революции, мы можем определить в первом приближении меру разрушительности/созидательности революции [9] .
Первая тем выше, чем [1] более жесткой, варварской и мощной была система отчуждения и чем [2] отчаяннее ее сопротивление – с одной стороны; чем ниже [3] уровень самоорганизации и [4] культуры революционных масс, но больше [5] стихийность и [6] влияние отчужденных мотивов борьбы (типа «грабь награбленное»), характерных для «обиженного» старой системой мещанства, и меньше [7] мотивы (как объективные, так и субъективные) борьбы за собственно социальное освобождение; чем, следовательно, больше [8] «забегание революционеров вперед» по отношению к объективным возможностям сотворения новых отношений.
9
Мы в данном случае в основном суммируем хорошо известные положения Маркса, Энгельса, Ленина, Грамши, Троцкого и других революционеров-марксистов.
В той мере, в какой для революционного процесса характерны эти черты, последний будет разрушительно-варварским, несущим с собой уничтожение не только старых форм угнетения, но и их материальных и культурных основ, а также (и это наиболее трагичный элемент вырождающейся в бунт революции) человеческих жизней. Однако в данном случае всякий судия таких разрушительных действий должен задать вопрос: а кто довел массы до того состояния, когда уже ничто, кроме испепеляющего все вокруг социального взрыва, не может разрешить социальных противоречий? И здесь более чем справедлива позиция А. Блока, указавшего «рафинированной» интеллигенции на то, что сжигавшие поместья крестьяне уничтожали не столько памятники культуры, сколько социальное пространство своего порабощения и закабаления (попросту – место и символ унижения, ограбления, порока).
И, напротив, революция будет тем более созидательно-освободительной, чем в большей степени [1] прогнила старая система (глубоки ее объективные противоречия) и [2] слаб господствующий класс («верхи не могут управлять по-старому»); чем [3] в большей степени общество не только находится в кризисе («низы не хотят жить по-старому»), но и готово к социальным преобразованиям как [4] материально (имеются достаточные объективные социально-экономические и т. п. предпосылки генезиса нового типа общественной организации), так и [5] духовно (востребованность революции значительной частью критически мыслящих граждан и творческой интеллигенции, предреволюционная атмосфера в культуре и общественном сознании); чем в большей степени [6] субъект революционных изменений осознал свои конструктивные цели (превратился из «класса-в-себе» в «класс-для-себя») и, следовательно, [7] подготовлены общественные формы самоорганизации этого субъекта (революционные силы организованы, способны к позитивному социальному творчеству, имеют достаточно мощные «социальные мускулы»), плюс [8] чем более культурны революционные силы (развит «социальный интеллект» революции).
В той мере, повторим, в какой развиты эти объективные и субъективные предпосылки, хорошо известные каждому марксисту [10] , революция пройдет мирно и неразрушительно (для Человека, его производительных сил и культуры).
Эта «формула», однако, имеет крайне ограниченное значение, ибо революции – это исторические явления, и происходят они не тогда, когда их в должной мере подготовила та или иная партия, а объективно, во многом независимо от воли и желания тех или иных политических сил.
10
В наиболее полном виде этот блок проблем был развит в работах В. И. Ленина по проблемам социальной революции, о чем ныне принято «забывать» (отчасти, быть может, вследствие аллергии от чрезмерно апологетических работ советского прошлого).
Задача революционеров, следовательно, состоит не в том, чтобы совершать революцию «по правилам», а в том, чтобы понять реальную диалектику рождающихся и развертывающихся революционных событий, «алгебру (мы бы сказали, высшую математику, сложнейшую диалектику) революции», максимально подготовить революционные силы и общество
Более того, поскольку практически каждая революция рождается в условиях, когда налицо отнюдь не все необходимые и достаточные условия ее безболезненного совершения, великая миссия и ответственность революционных сил состоит в том, чтобы суметь «достроить» недостающие элементы нового общественного здания уже в процессе революционных событий.
И в этом смысле надо отдать должное смелости и ответственности «ленинской гвардии», решившейся пойти в сложнейших условиях кризиса Российской Империи именно по этому пути, не предав – из-за осторожности или трусости, свойственной меньшевикам, – интересы и действия широчайших масс, поднявшихся на революцию в начале XX века во многих странах мира; другое дело, что выдержать эту линию «достраивания» предпосылок революции после политического переворота большевикам не удалось: они потерпели поражение в борьбе… со своим alter ego – мутациями социализма. Впрочем, наряду с поражением и трагедией большевиков, мутантный социализм был еще и их подвигом – подвигом всех тех, кто вырос из Октябрьской революции и сделал XX век эпохой борьбы за социализм в мировом масштабе.
Итак, в той мере, в какой «достроить» предпосылки социальной революции не удается (или объективно невозможно вследствие недостаточности предпосылок рождения нового общества), она неизбежно вырождается в контрреволюцию, приводя либо к восстановлению прежней системы, либо к появлению мутантного вида нового общества, приспособленного (именно в силу этих мутаций) к неадекватным объективным и субъективным (таким, в частности, как перерождение революционных сил, «термидор») условиям.
Примеры таких мутаций – не только сталинский СССР, но и многие другие социумы, в том числе – мутантно-капиталистические монстры конца XIX – начала XX века, соединявшие в себе военно-феодальные и империалистические черты. И если в случае с СССР мы можем говорить об «опережающей» мутации, возникшей вследствие объективной тенденции Великой Октябрьской социалистической революции создать новое общество «слишком рано», то в случае с буржуазными преобразованиями в Российской Империи правильнее было бы говорить об «отстающей» мутации капитализма [11] . Последняя возникла в силу того, что движение к буржуазному обществу началось слишком поздно и проходило слишком медленно, искусственно тормозилось правящими классами, осуществлялось недостаточно радикальными, половинчато-реформистскими методами, что и привело к рождению «военно-феодального империализма» с массовой нищетой, неграмотностью и политической диктатурой распутиных и романовых.
11
К диалектике «опережающих» и «отстающих» мутаций мы вернемся во второй части текста.
Но! Еще и еще раз подчеркнем: было бы большой ошибкой считать эти мутации следствием того, что в первом случае революционеры слишком поспешили и были слишком радикальны, а во втором – были слишком слабы и нерешительны. Диалектика объективного и субъективного в революции гораздо сложнее, и отчасти мы постарались выше показать некоторые азы этой «алгебры», дополняя в меру сил опыт и теорию великих революционеров прошлых веков.
Как мы уже отметили выше, сложнейшей проблемой социального освобождения была и будет диалектика созидания новых, более прогрессивных общественных форм и разрушения старых, диалектика прогресса и той цены, которую за него объективно приходится платить. В общем виде эта проблема решается на пути отрицания, разрушения антагонистических социальных форм при сохранении и развитии материальной и духовной культуры, предметного тела и деятельностного мира, самих субъектов креатосферы (то есть попросту сохранении и развитии, видоизменении, но не уничтожении «как класса» объектов материального производства, науки и искусства, достижений и традиций прошлого, самих людей как их носителей).
Но это решение хорошо только «в общем виде». На практике «активизм» освободителей зачастую оборачивался разрушением не только отчужденных социальных форм (на смену которым приходили новые), но и культуры (вплоть до физического уничтожения памятников культуры и творчески самостоятельных личностей – об этом подробнее в следующем разделе). Следовательно, проблема требует более конкретного решения, в поисках которого нам придется обратиться к закону взаимообогащения прогресса культуры и социального освобождения, в соответствии с которым мера развития креатосферы прямо пропорциональна мере социального освобождения (и/или борьбы за социальное освобождение) и обратно пропорциональна мере отчуждения в единстве ее количественных (например, норма эксплуатации) и качественных (эволюция видов отчуждения от личной зависимости к глобальной гегемонии капитала) параметров. Мы накопили достаточный материал для того, чтобы сделать новый шаг в раскрытии спрессованного в нем содержания.