Вертолет до Акапулько
Шрифт:
По столу запрыгал сонной лягушкой, потом заверещал мобильный телефон.
У меня на звонок был поставлен «Призрак оперы», тут раздался зашитый рингтон. Да и вообще, свой мобильный я оставил у себя, не желая ни с кем разговаривать.
Иринин, я, конечно, не собирался брать, но машинально взглянул на дисплей.
Там значилось имя «Боря».
Поскакав и поквакав, телефон угомонился.
Я налил себе еще.
Снова зазвенело; теперь звонил некий Коля.
Судя по всему, у Ирины имелся богатый спектр знакомств.
Она приехала из Саратова, но абоненты могли оказаться кем-то из малочисленных коллег по митингу.
Решив не мелочиться, я налил полный стакан и освоил одним махом.
Стало почти хорошо.
Ненужные воспоминания о Нателле ушли на третий план.
На второй отошла Ирина – которая, вероятно, была перехвачена Борями и Колями на междусобойное увеселение.
На первом осталась лишь темная, спокойная пустота.
В моем номере, вероятно, уже было приемлемо.
Черно-белый коногон – как и все чрезмерно порядочные люди – ложился с курами. В моем номере ждал покой.
Но вернуться туда я не мог.
Замки в чертовой гостинице были устроены так, что запертая снаружи, дверь не открывалась изнутри.
Сам я этого не проверял, однако слышал за обедом.
Вероятно задумка отсекала форточных воров, которые не смогли бы выйти в коридор с баулами и чемоданами.
Я оказался запертым тут невесть до какого времени.
Ждать Ирину для продолжения уже не осталось смысла.
Подумав, я опрокинул последнюю порцию коньяка и перебросил тяжелеющее тело на кровать.
Телефон оживал еще несколько раз, раскидывал себя недобрые отсветы.
Но это было уже во сне и меня не волновало.
3
– …Пё-сик, пё-сик, бе-лый херик…
Я вздрогнул и открыл глаза.
Ирина сидела на краю кровати.
– Это… что? – спросил я, еле слыша свой голос.
– Это стихи. Только что сочинила.
– Так не в рифму же!
– Зато здорово.
Я все-таки попытался поймать губами коричневый Иринин сосок, показавшийся в вырезе ночной рубашки.
Она отпрянула, поднялась.
– Вова, не надо! Времени нет!
– Но…
– Потом, потом! Вставай давай! Вставай, иди к себе. Резеда вот-вот вернется.
– Какая, к черту, резеда? – возмутился я. – Все цветы давно завяли!
– Резеда – моя соседка из Казани. Иди, иди. Встретимся внизу на завтраке. Там и поговорим.
Ко мне вернулась чувство реальности.
Я вскочил, торопливо оделся и поспешил восвояси.
Перед грядущим днем следовало хотя бы побриться.
4
– Ты что, вернулась только сейчас?
Ресторан был полон утренним гомоном; мы сидели вдвоем за маленьким столиком в углу.
На нас никто не обращал внимания, здесь все оставались чужими друг другу.
Кофе был таким же отвратительным, как и коньяк – хотя, возможно, так лишь казалось.
– Нет, часа в три.
Ирина покачала головой.
Светлые волосы колыхнулись, очки блеснули без эмоций.
– Просто ты был пьяный, как пиписька. Спал на Резедушкиной кровати, бесконтактный, ничего не слышал.
– Ничего?
– Ничего. Не слышал, не видел, не реагировал. Хотя я включала свет, уходила и возвращалась.
– А где ты была? – поинтересовался я.
Оправдываться в своем «бесконтактном» состоянии я не собирался.
Не моя вина была в том, что пять минут затянулись на несколько часов.
– Ты не поверишь, я не могла попасть в номер!
– Почему не поверю, – я пожал. – Я вон выйти отсюда не мог. Эта гостиница – какой-то город Зеро.
Голова, еще несколько минут назад свежая от прохладного душа, снова начала наливаться свинцом.
Разумнее всего было выпить граммов сто пятьдесят водки – из-под полы по раннему часу.
Но полубритый московский кретин ходил по рядам, мог учуять запах, а я не хотел скандала.
– Представь себе, Вова, пошла покурить, никого не трогала, даже отошла от крыльца. С собой ничего не взяла, ни сумочки, ни пакета. Сигарета и зажигалка в кулаке. Прокси-карту сунула в манжету джемпера, думала, никуда не денется.
– Надо было в трусики спрятать, – вставил я, уже догадываясь, к чему идет рассказ.
– Дура, не подумала… Ну, в общем, покурила, полюбовалась на звезды. Медведицы, кстати, были хорошо видны. Взглянула на себя в стеклянную стену. Вижу – растрепалась. Подняла руку поправить волосы, карта и выскользнула…
– Эдвард Мерфи почил, но его законы действуют даже в Ёбурге.
–…А там как раз был люк – ну, ливневой сток, такой длинный, вдоль фасада. Она упала в решетку, и все. Конец котенку.
– Тяжелый случай, – согласился я. – Но почему ты не пошла на ресепшн? За карту, конечно, выписали бы штраф, но открыли универсальной, а тебе запрограммировали новую.
– Ты понимаешь, там произошел пересменок. Я выходила – одна портье сидит, заглянула – уже другая. А я без ничего. Фэйс-контроля в таких шарашках нет. Поди докажи, что постоялица, а не проститутка.
– На проститутку ты не похожа, – возразил я.
– Это как сказать… Ну, в общем, я понимаю, можно было настоять на своем, прийти с ней к себе, показать паспорт. Но ты представляешь, что бы было: портье отпирает дверь, а в номере, где прописаны две женщины – голый мужик.